Предупреждение
Нижеследующий текст описывает события, большая часть которых не укладываются в рамки привычной морали.
Поэтому считаю своим долгом совершенно искренне предупредить читателя о том, что многие действия персонажей могут вызвать отвращение и даже ужас.
К сожалению, описать суть происходящего, опустив эти ужасные подробности, я не могу. Если вы впечатлительны, прошу вас отложить эту книгу.
Предисловие
Меня зовут Владимир Кельин. Я родился в 1974 году в Медногорске, где и живу по настоящее время. По образованию я инженер, что в нашем промышленном городе – обычное дело. Я никогда особенно не любил технические профессии, но, по настоянию родителей, желавших, чтобы у меня была престижная работа, я отучился после девятого класса сначала в техникуме, а потом пошел работать и параллельно учиться на заочном отделении в нашем политехническом институте.
Кроме работы, которая, как я уже сказал, не вызывала у меня большого вдохновения, я немного занимался литературным трудом. Сначала я просто писал маленькие повести и рассказы для себя. Потом, по совету моего друга, лейтенанта милиции Абая Мулдашева, начал писать статейки в местную газету.
Писал я в основном такие небольшие аналитические очерки, размышляя по поводу то одного, то другого преступления. Город у нас, что уж греха таить, неспокойный. Особенно тяжко было в середине 1990-х, когда из-за закрытия предприятий, а потом и кризиса уровень жизни, а за ним и уровень культуры упал так, что ниже уже просто некуда.
Вот я и взял на себя миссию напоминать людям о простых мерах безопасности. Когда происходило, скажем, убийство на бытовой почве, я коротко писал о нем, добавляя, как важно соблюдать меру при употреблении алкоголя и заранее сообщать в милицию о том, что ваш супруг склонен, например, в пьяном виде хватать нож.
Если раскрывали изнасилование, я опять-таки садился за перо и напоминал о том, что девушкам лучше короткие юбки не носить, с неизвестными парнями не разговаривать и в чужой компании не пить.
Мое хобби не приносило мне больших денег, но я утешал себя мыслью, что помогаю людям, напоминая им о правилах безопасности в наше непростое время.
Осенью 1997 года в Медногорске произошло незначительное, на первый взгляд, событие. Собственно, произошло оно даже не в самом городе, а недалеко от него – в дачном поселке.
В болоте утонул человек. Причем утонул не случайно, а намеренно утопился. Дрожь берет при мысли о том, что такое утонуть в наших зыбких и глубоких болотах. Да еще и ледяных, учитывая время года.
Но это было не все. В доме, где жил утопший, в тот же день были обнаружены три тела: двое были застрелены из ружья, а третий умер от тяжелой раны в живот, нанесенной коловоротом с обычным сверлом.
И самое удивительное было в том, кем все эти трое были.
Первым из застреленных оказался Станислав Копушенко, и был он обычным бездомным бродягой, последнее время жившим в хибарах и землянках, пробивавшийся, видимо, мелкими кражами.
Вторым застреленным был Владимир Виовинов - вполне приличный человек, – электрик, сумевший даже в нынешние времена не только сохранить работу (он работал на одном из заводов), но и очень порядочно подрабатывать на частных заказах.
И наконец третьим из убитых, принявшим такую мучительную смерть, оказался местный предприниматель, хозяин гаражного кооператива «Монтажник 2», Игорь Хаорлино. Богатый человек, часто менявший машины самых дорогих марок.
Что могли делать эти совершенно разные люди вместе, в одном доме – это была загадка. Но еще большая загадка – как и почему они погибли.
В расследовании дела принимал участие и мой друг – лейтенант Мулдашев.
Собственно, с него и началось это дело, потому что именно он с сержантом Рыбаковым выехал по вызову на окраину садового поселка, в дом, где соседи слышали стрельбу. Там же, на месте, они, обнаружив тела, узнали о четвертом жильце, который ушел пешком в строну болот.
Проехав несколько километров, они обнаружили того самого человека, который соответствовал описаниям соседей. Когда Мулдашев с Рыбаковым подъехали, он уже погружался в болото.
Рыбаков, обвязавшись веревкой, попытался спасти несчастного, но не смог.
По предварительным данным все находившиеся в доме перебили друг друга. И последний оставшийся в живых, покончил с собой.
Однако Абай, только что вернувшись с Рыбаковым с болот и осматривая дом, обнаружил тетрадь с записями, которые вел один из погибших.
Пока насквозь промерзшего Рыбакова сначала садоводы, а потом и врачи «скорой помощи» кутали в одеяла и поили горячим чаем, Мулдашев листал тетрадь. И с каждым перевернутым листом глаза его все более округлялись, наполняясь ужасом.
Прошло несколько месяцев. Краем уха я слышал о том, что в городе арестовали банду людоедов. Помню, тогда я даже как-то с юмором отнесся к этой новости.
Как-то вечером Абай пришел ко мне. Мы поужинали и долго говорили о своих делах. Наконец, он достал из портфеля тетрадь.
- Не знаю, как ты сможешь это прочесть… И вообще сможешь ли. Но я думаю, что людям об этом нужно узнать, - сказал он, протягивая мне обычную потертую ученическую двенадцатилистовую тетрадь.
Я взял тетрадь в руки.
- Только сейчас не читай. Потом… Когда я уйду.
Я положил тетрадь на стол. Мы допили кофе, попрощались и он ушел. А я, даже не убрав посуду, сел за стол и открыл тетрадь.
Даже не знаю, что сказать о том, что я прочел.
Читал я всю ночь. Читая, я попеременно истерично смеялся, плакал, пил коньяк прямо из бутылки, из горлышка. Но прочел все.
Той же ночью я решил переработать все, что прочел, оформить в виде рассказа или маленькой повести… как получится.
Пять дней я не выходил почти из дому, - только писал. Охваченный каким-то болезненным, судорожным азартом, я листал тетрадь и стучал, стучал по клавишам своей старой пишущей машинки.
Я написал, как мог. Ничего не утаил. Хотя нет. Признаюсь, что два самых жутких с моей точки зрения момента, я так и не смог пересказать.
Никаких нравоучений я вставлять не стал. Написал все как есть. Единственное, я немного добавил в самом конце. Это события, которые были на самом деле, но автор тетради уже не мог о них написать.
Некоторые части текста сюжетно разорваны, перепутаны. Иногда не совпадают даты. Записи в тетради велись нерегулярно, а что-то домысливать, придумывать, чтобы связать события, я не стал. Единственная моя работа заключается, по сути, в переписывании текста более правильным, грамотным языком.
Я даже не надеюсь на то, что этот текст вообще когда-нибудь будет опубликован. Но мало ли что…
И последнее. Если уж этот текст попал вам в руки, пожалуйста, выполните одну мою просьбу.
Не читайте его! Пожалуйста, даже из любопытства, не читайте!
Вы пожалеете.
С уважением, Владимир Кельин.
Нашлась-таки глупая тетка, которая пошла смотреть их квартиру и взяла с собой деньги. Тут и обнаружилась первая неприятная черта Александра Копылова.
Копылов и Пурин убили тетку, деньги забрали, а тело продали почти за три тысячи посредникам Цехиновича.
Копылов оплатил счет за квартиру спустя почти два месяца, чтобы не вызвать подозрений. До этого он ждал и отговаривался тем, что собирает деньги по крохам. Долг Копылов отдавал в два присеста - в начале недели, и в конце.
До Нового года Копылов и Пурин жили припеваючи, а милиция постепенно выходила на их след, заинтересовавшись исчезнувшей теткой. И вот после праздников решено было накрыть квартиру Копылова вместе с жильцами.
А четвертого января 1997 года уже и накрывать было некого, потому что Копылов попал под автобус, а Пурин провалился в канализационный люк.
На этом самом вокзале, на второй платформе я и встретил Витю Пурина впервые. От него я узнал о Копылове и их встрече. Мне запомнилась Ира. Может ее найти?
Я очнулся на какой-то неизвестной станции. Придя в себя, я обнаружил, что сижу на скамейке, что рядом со мной и вокруг меня, сколько глаз хватает, нет ни одного человека.
Пошарив в карманах, я выясняю, что при мне нет ни денег, ни документов. У меня есть только два листа, вырванные из тетради, пустая пачка из-под сигарет и зажигалка.
Одет я в неизвестно кому принадлежавший пиджак, разорванные на колене брюки и мятую рубашку.
Судя по погоде и желтым листьям на деревьях, сейчас сентябрь или начало октября... или конец августа. Я никак не могу вспомнить, где я, как я здесь очутился, какой сейчас день, год, месяц, час...
*
Я снова очнулся в электричке, едущей в неизвестном направлении, едущей очень быстро. Кроме меня в вагоне сидят еще четверо: старик с резиновых сапогах и оранжевой куртке, он, похоже, спит.
Еще я вижу женщину лет сорока с небольшим, она читает газету, в самом конце вагона едет молодая…
Рейтинг: 0
Уведомление
*
Я приехал в город в самом начале апреля 1996 года.
Между одиннадцатью и двенадцатью часами дня я вошел во двор своего дома, зашел в подъезд, где и столкнулся со свой соседкой по этажу - Эльвирой Иосифовной Копф. На мне в ту минуту был джинсовый костюм, в котором я обычно выезжал за город, в руках имелась объемистая дорожная сумка, мои кроссовки были сильно испачканы грязью.
- Вас уже несколько дней ищут, - заверещала Эльвира Иосифовна, едва лишь заметила меня.
- Да? – я доставал из кармана, ключи от входной двери, - А чего же меня искать, если я просто выехал в деревню... отдохнуть?
- Отдохнуть? - удивленно переспросила соседка, - А вы знаете, что за вами с молкомбината приходили… и милиция? Какие-то пьяницы вас тут спрашивали... А главное, - хотят вас с работы выгонять!
- Выгонять?!
- Да, да! - пела Эльвира Иосифовна, - Выгонят, говорят, его, с работы, а нечего исчезать на неделю, да еще алкашей домой водить и пиво с ними по подворотням пить. Я и говорю Антонине Николаевне: «Знаете, говорю, Антонина Николаевна, что нашего соседа, с работы выгоняют за пьянку?», а она мне «А, говорит, так ему и надо!» Только я-то, Сергей Сергеевич в это все не верю, не выгонять они вас, ни за что не выгонят! Им теперь рабочие руки нужны, да и человек вы работящий, а что пили с кем-то, да когда-то, так кто это помнит и знает?..»
- Так вы Антонине Николаевне рассказали, что меня увольняют? – спросил я удивленно, повернув уже ключ в замке, но так и не войдя в квартиру.
- Да весь дом знает! Милиция же недаром приходила... Приходят ко мне и спрашивают: «Что это ваш сосед, пьет?», «Да нет, говорю, не ахти как пьет, ну, с друзьями, или так, один, под праздник, а все чаще с друзьями, но не чаще, чем раз в неделю...»
- Спасибо, Эльвира Иосифовна, - я театрально приложил руку к сердцу в легком поклоне, - спасибо за то, что сказали им, что я пью не реже, чем раз в неделю! Понятно, почему они меня уволить хотят.
- Так может, еще и не уволят… - слабо предположила соседка.
Гляну вниз, под ноги, я увидел на полу своей прихожей, у самого порога бумагу, которую, вероятно, подсунули под дверь, нагнулся, поднял ее и быстро просмотрел. Соседка все еще стояла на лестнице. Время от времени она вытягивала шею, надеясь увидеть, что в бумаге, которую я читал, но не решаясь спуститься к квартире.
На обычном официальном банке нашего комбината за подписью директора было приглашение явиться в отдел безопасности. Также было указано, что в случае, если я не явлюсь, решение моего вопроса будет осуществлено без моего ведома. Какой именно вопрос собирались со мной обсуждать в отделе безопасности, указано не было. Но и без указаний все стало ясно.
- Ну конечно увольняют! - крикнул я соседке.
- А вы откуда же...
- Бумажку принесли, полюбуйтесь! - поманил я соседку в квартиру, и она нерешительно сошла вниз, ступила на порог.
- Ох! - сказала Эльвира Иосифовна, когда прочла мое приглашение.
Я шумно вздохнул и сел на стоявший в прихожей стульчик.
- Я пойду? - робко осведомилась соседка. Я махнул рукой. Эльвира Иосифовна выскочила в коридор, стремительно пробежала на свой этаж и быстро заперлась в своей квартире. Когда она ушла, я запер дверь, прошел на кухню и долго глядел в окно, решая, что теперь делать. Надо было идти в отел безопасности, потом собирать и выносить вещи из кабинета, требовать какое-нибудь пособие, хотя какое пособие может быть в моем случае?
Ушков пообедал и лег спать, не чувствуй никакого особенного беспокойства по поводу работы. Проснувшись около четырех, он одел снова джинсовый костюм и отправился на молочный завод.
ОАО «Молокоздрав» располагалось почти на краю нашего небольшого города, так что из центра, где ушков жил, дойти до него можно было минут за сорок, за час, но не больше.
Сначала Сергей Сергеевич шел по главной улице, потом свернул в переулок и долго двигался вдоль домиков частного сектора, из окон которых на него глядели любопытные глаза старух и каких-то небритых мужиков. После частного сектора пошли новостройки с неизменными матерными надписями на недавно отстроенных стенах, потом - пустырь, а за пустырем еще несколько новеньких двухэтажных домов и наконец молокозавод. Еще издали Ушков заметил его красные кирпичные строения, башенку и длинную тонкую трубу, пускавшую в небо светлую полоску дыма. Поднявшись по ступеням, Ушков показал пропуск на проходной и попал на завод, где работал до этого почти семь лет. Оказалось, что Сергея Сергеевича ждали, и, видно, давно, потому что как только он вышел с другой стороны проходной, к нему подбежал один из рабочих и сказал, что директор ждет.
- Откуда они узнали, когда я приеду? - думал Ушков, - Или эта соседка, мутовка, им позвонила? А! Конечно! Они ее просили сразу позвонить, как я приеду, вот она и бросилась к себе, когда я ей бумажку показал! Хитро придумали!..
Рейтинг: 0
Уведомление
По заводской территории, мимо пустых канистр и автомобильных покрышек, сложенных в аккуратные кучи, Сергей Сергеевич прошел к зданию, вмещавшему в себе, дирекцию, бухгалтерию и отел кадров. Быстро поднявшись по каменным ступеням, Ушков зашел в здание и направился прямо в кабинет директора, кабинет под номером два.
В коридоре никого не оказалось, но из кабинета директора резко стучала пишущая машинка, а сам директор, Выламов, что-то диктовал секретарю.
Ушков вошел в кабинет без стука и застал директора, стоящего у окна и диктующего секретарю какой-то отчет. Секретарь как раз допечатывал предложение, когда Ушков, оросив на стол директору записку, спросил:
- Увольнять собираетесь?
- Угу, - промычал директор, разглядывая что-то за окном,
- А за что, собственно? - безучастно поинтересовался Ушков.
Директор обернулся и нему, внимательно оглядел с головы до ног, подошел к своему столу и поглядел на записку. Выламов был сегодня в своем обычном расположении духе - злой и безразличный, с минуту он стоял у стола и глядел на записку, потом отпустил секретаря и уселся за стол.
- Знаете, ваше поведение совсем не соответствует занимаемой вами должности. И не хочу сказать, что вы совершенно аморальный человек, но преступники, с которыми вы, как указывают ваши соседи, общаетесь, могут представлять реальную угрозу безопасности нашему заводу. Ведь один наш сотрудник уже приводил на завод приятелей для распития спиртных напитков! - спокойно проговорил директор.
- Это вы не о стороже Селиванове говорите? - спросил Ушков. Его злила надменная манера директора.
- Именно о нем. Такое поведение считается нарушением трудовой дисциплины...
- Но я же не водил друзей на завод!! - крикнул Ушков, чувствуя, что это обстоятельство спасет его. И тут же понял, что не спасет. Директор резонно и зло ответил:
- Мы не можем рисковать, держа на службе потенциальных хулиганов и наводчиков. И вообще, вам было сказано идти в отел кадров, вот и идите.
Ушков обернулся и пошел было к двери, но на прощанье решил срезать директора неожиданным, как Сергею Сергеевичу казалось, вопросом:.
- А вы уже нашли кого-нибудь на мое место?
- Да, и причем давно. Вообще вам следовало бы сменить профиль работы. Да, вот еще что, - директор поднялся и подошел вплотную к Ушкову - я не хочу вам зла, поэтому предлагаю написать заявление о добровольном уходе. Мы вам, конечно, выплатим небольшую сумму, в виде пособия выходного, а в книжку запишем, что ушли вы по собственному желанию... Ведь не зверь я, карьеру вам ломать не собираюсь. Еще найдете работу, вы молодой.
- А может... - робко начал Ушков.
- Нет, - так же спокойно и тихо, но очень твердо и убедительно отрезал директор, - оставить вас я не могу. Во-первых, это чревато... А во-вторых, меня не поймут там... - директор молча указал вверх.
- Прощайте, - решительно сказал Ушков и вышел из кабинета директора.
Примерно через неделю Сергей Сергеевич дал объявление в газету о сдаче квартиры в наем. На работу он не устроился.
Рейтинг: 0
Уведомление
Глава 2 Болезнь
В начале октября 1997 года я выписался из психиатрической клиники номер один, где пережидал опасное время.
Когда я вышел из ворот больничного сада, я увидел человека, стоящего на углу улицы и наблюдающего за мной. Человеком этим был Игорь Гейнсович Хаорлино. Он встречал меня.
В начале 1997 года я был людоедом уже с годовым стажем. Я ел человеческое мясо в разных видах; в пельменях, колбасах, рагу, котлетах и даже шашлыках. На человечине я жил целыми месяцами, а приучил меня к ней Хармис.
Однако я ни разу не убил человека, так как пользовался услугами поставщиков. В нашей стране нет закона о людоедстве, каннибалов судят, как правило, за убийства. И все же, когда поднялся шум и арестовали Стольмова, работавшего поваром в детском приюте № 12, я понял, что так и до меня смогут добраться. Я воспользовался довольно простым методом исчезновения из поля зрения милиции - инсценировал помрачение сознания и оказался в палате для буйных помешанных. Даже если бы оперативники выследили меня, психическое расстройство было бы налицо и трогать бы меня не стали (повторяю: я никого не убивал (хотя часто был свидетелем и, возможно, соучастником убийств. Но очень тяжело было в клинике без человечины.
Мясо вообще давали редко, и то в супе, а никакое насыщение не может сравниться с состоянием сытого людоеда. Во сне я видел мясистые ноги, ягодицы, роскошные накачанные бицепсы, широкие спины... Целыми днями я глядел в потолок и вспоминал неповторимый вкус человека, запах, знакомый каждому людоеду, запах поджаренного куска мяса, без соли и перца, чуть-чуть политого уксусом... и с шафраном!.. Я приходил в такое гастрономическое возбуждение, что съедал больничную овсянку в два счета. В палате слабоумные сторонились меня, я так оглядывал их, что они считали меня гомосексуалистом. Сестра, дававшее мне лекарство, смотрела не меня с отвращением - так бесцеремонно я оглядывал ее. Да, она мне нравилась, как может нравиться нормальному голодному человеку упитанный баран или крупная курочка.
Но все страдания рано или поздно заканчиваются, какими бы страшными они не были. Я выписался в октябре к неописуемой радости персонала и пациентов.
Когда начинаешь есть человеческое мясо, первое время ничего особенного в себе не замечаешь, но проходит две, три, четыре недели, месяц проходит, и начинаешь понимать, что меняешься. Спишь либо как убитый, либо начинаются кошмары, видения, видишь обступающих тебя мертвецов с отъеденными руками, ногами, изгрызенными спинами... У многих появляется стабильный волчий аппетит, но веса они, чаще всего, не набирают. Многие бросают пить, курить и употреблять наркотики, стремительно здоровеют. Я слышал, что у одного старого и совершенно седого людоеда после нескольких месяцев на человечине волосы снова стали расти темными. Но главное - меняешься внутреннее.
Про себя могу сказать, что спал я нормально, кошмары меня не мучили, ел с отменным аппетитом и даже не дававшие до этого покоя суставы перестали беспокоить. Исчез страх, то есть страх в моем прежнем понимании, появилась холодная расчетливость. Везде, где я говорю про людоедов «испугался» или «боялся», следует читать: понял, что если не примет мер, останется без мяса лет на десять, а то и пятнадцать… Из любой ситуации ясно видится выход, остается только пойти по верному пути.
И еще одно, самое последнее изменение, - исчезает обычный человеческий набор инстинктов, страстей. Это я отметил через полгода после того, как впервые попробовал человека. Теперь все инстинкты с успехом заменяет одна потребность - в пище, ну и еще вторая, неотделимая от первой потребности, - в освобождении от продуктов жизнедеятельности.
Сначала угасает стремление к самосовершенствованию, духовные потребности, потом - социальные потребности, люди начинают восприниматься либо как еда, либо как союзники в поиске еды, а потом, в трудное время, опять-таки как еда. Последним угасает половое влечение, и вот уже единственное, что охватывает тебя при виде как пьяного старого бомжа, так и субтильной девицы, - аппетит. И самое скверное, что дороги назад нет. Даже последний наркоман и алкоголик могут встать на ноги... скорее остановится человек, коловший героин пять лет, чем человек, евший человеческое мясо около пяти недель.
Однако я отвлекся. Хаорлино встретил меня у выхода их психиатрической клиники, мы сели в его «Фольксваген» и поехали в столовую Горьковского района.
- Кто еще остался? - спросил я у Хаорлино.
- Виовинов исчез, Копушенко тоже недавно исчез. Остались ты, я, Салдамовы (вообще-то теперь фамилия завпроизводством была новая, по мужу, но мы по-прежнему называли эту пару Салдамовыми), Хармис. Ну, еще несколько человек из прежних поставщиков, но с ними уже никто из наших не общается, - говорил Хаорлино, не отрывая глаз от дороги. Ездил он очень аккуратно.
Рейтинг: 0
Уведомление
- Я слышал, Рычкова арестовали.
- Да, этот дурак устроил цех по первичной обработке в гараже и каждую неделю ездил по трупы. Его схватили, когда он бесцеремонно разгружал машину у гаража. Сам виноват, - Хаорлино усмехнулся.
- И все-таки основной костяк цел? - спросил я.
- Да как тебе сказать, вроде основные звенья на месте, но прежнего результата от деятельности все-таки нет.
- Милиция успокоилась?
- У-у-у! Давно! Тебе Хармис не говорил?
- Да как там (я старался не говорить прямо, что лежал в психиатрической клинике, мало ли что подумают. С другой стороны все давно про мою «болезнь» осведомлены, так что особого смысла это скрывать я не вижу), при санитарах и пациентах скажешь?
Рейтинг: 0
Уведомление
Глава 3 Рынок
Вокруг упомянутых преступников прикармливалось также множество мелких людоедов и торговцев человеческими органами и трупами. Эти люди постоянно находились в тени и не обращали на себя особо внимания властей. Однако трагическая гибель Копылова нарушила привычный ход вещей и заставила проявить себя многих малоизвестных преступников.
Вообще одной общей чертой всех людей, занимавшихся торговлей человечиной с 1994 по 1997 года, была строжайшая конспирация. Покупатели знали торговцев в лицо, и сама мысль, что можно пролезть в эту систему чужому человеку, была абсурдна.
В 1997 году рынок человечины оказался переполнен, и это привело к многочисленным арестам.
После этого основные звенья цепочки потребителей человеческого мяса, хотя и уцелели, но разъехались по городкам и деревням и наш город впервые вздохнул с облегчением.
Когда шум улегся, первым показал себя в городе Копушенко. Для начала он убил на окраине города двух бродяг и поселился в землянке, вырытой этими бомжами близ железнодорожной насыпи.
Землянка была обжитая, и Копушенко с комфортом прожил там почти месяц. Окончательно в город Копушенко выбрался в самом начале лета 1997 года.
Прежде всего, Копушенко отправился к одному из своих старых поставщиков - Игорю Хаорлино, который работал в гаражном кооперативе.
Игорь Гейнсович оставил пустыми четыре гаража на самом краю кооператива. В этих гаражах он провел электричество и установил двери с резиновыми прокладками, обеспечивающими относительную герметичность.
По бумагам эти гаражи пустовали в ожидании хозяев, но хозяев не находилось, и не могло найтись, так как Игорь Гейнсович не собирался продавать гаражи, они нужны были ему самому.
Находившаяся неподалеку большая помойка изобиловала бомжами, которые частенько заглядывали и в гаражный кооператив в надежде найти место для ночлега. Четыре открытых, чистых пустующих гаража сразу привлекали внимание. Бомжи забирались в них, запирали изнутри двери и устраивались спать. Обычно в четыре гаража влезало сразу человек двадцать, а то и больше.
Мирно спали бомжи, но не спал Игорь Гейнсович в своем офисе неподалеку от этих четырех бомжатников. Когда бомжи запирались и, судя по всему, засыпали, пробегал человек Хаорлино и дополнительно запирал гаражи на малозаметные наружные запоры, после чего Игорь Гейнсович заводил новенький, специально купленный для этой цели дизель, и пускал по шлангам в гаражи выхлопной газ. Бомжи медленно во сне умирали. Все двадцать с лишним человек.
Иногда, правда, кто-то из бомжей успевал проснуться, и тогда из гаражного кооператива до ближайших домов доносился какой-то далекий прерывистый шум. Это были надсадные, перемежающиеся кашлем, крики и мольбы бомжей, упрашивавших сохранить им жизнь. Но жители домов принимали это за пьяные вопли гуляк. И продолжали мирно спать, прошептав сквозь зубы: «Да чтобы вы там все сдохли!»
К утру, открыв специальным ключом двери, Хаорлино с помощником доставали трупы, грузили и их на грузовичок, отвозили к обработчику, потом очищали гараж, включали систему вентиляции и ждали новых посетителей.
Так Игорь Гейнсович получал ежемесячно около ста тысяч дополнительно к своим доходам.
В начале 1997 года Хаорлино серьезно испугался. Милиция, казалось, вот-вот выйдет на него, и Игорь Гейнсович в экстренном порядке поставил в гаражи свою машину (тогда у него была «Шкода»), тот самый грузовичок, на котором вывозил тела, и пустил двоих знакомых с их «Волгами».
Дополнительные запоры, шланги и прочие атрибуты газовых камер Хаорлино надежно спрятал среди запчастей.
Но тревога оказалась напрасной: милиция даже не побывала в кооперативе. А весной к Хаорлино зашел Копушенко.
Они сидели в офисе и разговаривали.
- Когда собираешься продолжать поставки? - спросил Копушенко.
- Пока не знаю. Засуетились зимой, как бы не вышли на меня.
- В былые времена ты поставлял замечательную бомжатину.
- В былые времена тихо было, а сейчас что ни день, что ни неделя, берут кого-нибудь из наших. Рычкова взяли, Стольмова взяли...
- Если бы Стольмов был умнее, и не заготавливал детей из своего же приюта, сидел бы не в тюрьме, а дома, у телевизора.
Рейтинг: 0
Уведомление
Глава 4 История Стольмова
Андрей Петрович Стольмов работал заведующим производством в столовой детского приюта № 12. Это был, наверное, самый нищий и запущенный приют в городе. Руководила им очень старая женщина, в советское время, как говорили, бывшая светилом местного образования. Теперь от всех регалий у нее остались лишь маразм и рассеянный склероз, которые, однако, притуплялись, когда дело доходило до денег.
Денег на приют почти не выделяли. Дети спали под шерстными одеялами без пододеяльников, белья не хватало, поэтому тех, кто ночью писался, оставляли досыпать на тех же мокрых простынях до утра. Кормили крайне скудно: одна и та же жидкая каша на завтрак, обед и ужин.
Редко, по выходным давали яйца. Каждое вареное яйцо резали на четыре части: по одному ломтику на каждого воспитанника.
Неудивительно, что после каждого такого завтрака по десять-двенадцать детей отправляли в травмпункт с синяками, ушибами, а то и с переломами.
И вот в 1995 году в приют пришел работать Стольмов. Он впервые увидел поваров, которые ничего не брали домой. Потому что брать было нечего. В углу склада стояли мешки с крупой, солью и железная бочка подсолнечного масла. Холодильники были тщательно вымыты и отключены.
В ноябре 1995 года в приюте произошла трагедия: из окна четвертого этажа при попытке сбежать упал и разбился насмерть мальчик.
Дети, надо сказать, бежали из приюта постоянно. Не было недели, чтобы педагоги не сообщали директору о побеге двух-трех ребят.
В ответ директор смотрела на пришедшего коллегу удрученным взглядом, шамкала что-то беззубым ртом (она берегла свои протезы-присоски и хранила их на рабочем столе в граненом стаканчике с водичкой, надевая только к приему пищи), а когда коллега выходил, писала приказ о лишении его премии за очередное неисполнение своих обязанностей.
А дети… Улица гостеприимно открывала объятия мальчишкам и девчонкам, превращая их в преступников и проституток.
Однако случай гибели ребенка прямо в приюте был нонсенсом. Бывали драки, приезжала и милиция, и «скорая». Но смертей не было.
Стали думать и гадать, что делать. Поскольку любой доклад о гибели ребенка автоматически тянул за собой информацию о состоянии дел в приюте (в частности о том, сколько выделяется средств на него и сколько денег в действительности попадает на счет), на уровне Гороно было принято решение никому вообще не сообщать о гибели и отчитаться о ребенке как об успешно сбежавшем. Пущай милиция этим занимается.
Похоронить (вернее – зарыть) мальчика было поручено Стольмову – единственному мужчине в приюте. До этого времени тело хранили в холодильнике на кухне, завернув в полиэтилен, чтобы не примерзло.
И вот Андрей Петрович стоял перед завернутым в пленку замерзшим мальчишеским телом. Одна сторона Стольмова, одна его половинка, скорбела и тянулась к лопате.
Но была и другая половинка. Та самая, которая заставила Стольмова во время службы в армии в 1989 году зажарить и съесть задавленного во время танковых учений узбека.
Долго боролись эти половинки между собой. Наконец вторая взяла верх. Стольмов развернул пленку, поднял ледяное тело на руки и понес в большую эмалированную ванну в мясном цехе. Ванну, где в былые времена размораживали говяжьи и свиные туши.
На следующий день дети, придя с педагогами к обеду в столовую, с удивлением обнаружили в расставленных тарелках не привычную кашу, а щи, в которых отчетливо угадывались кусочки мяса. Но это было не все. Впервые на обед подали второе – кашу, к которой прилагалась маленькая, но удивительно вкусная котлетка.
Впервые за долгие годы такой вкусный обед не сопровождался драками. Дети съедали все, подходили с тарелками к раздаче, и Стольмов, лично раскладывавший котлеты, добавлял. Правда по полкотлетки, чтобы и другим досталось. И всем досталось.
Директору доложили, что в столовой появилось мясо. Всего через несколько секунд она уже стояла перед Стольмовым.
- Откуда мясо? – спросила она.
- Приятель на пробу завез. Будем брать? Цена очень хорошая.
- Денег нет, - ответила директор.
- Ну, тогда я сам буду время от времени покупать.
- А вот это - пожалуйста… - и она уковыляла в свой кабинет.
С тех пор человеку наблюдательному можно было проследить странную закономерность: примерно раз в неделю обязательно сбегали два-три человека из старших групп. Но и раз в неделю в столовой дети садились перед тарелками с котлетами, поджаркой, азу…
В меню Стольмов писал: «Азу телячье» или «Биточки телячьи». А мясо было принято считать спонсорской помощью от известного одному только Стольмову мясокомбината.
Работе Стольмова внезапно пришел конец, когда летом 1997 года в приюте начали, наконец, ремонтировать прогнившую насквозь канализацию.
Рейтинг: 0
Уведомление
Копать начали с торца здания, где подходили трубы, и почти сразу наткнулись на кости. Дело в том, что Стольмов сам разделывал трупы, но мясо отправлял для переработки Рычкову, у которого была мощная промышленная мясорубка. Своя мясорубка в приюте была давно продана. Зная ситуацию Стольмова, Рычков брал с него за работу два кило мяса. Так что когда Стольмов докладывал директору о спонсорской помощи, он не лгал. Собственно, Рычков и был спонсором.
Часть мяса Стольмов продавал, покупая на вырученные деньги немного для столовой: овощей, сахара, чая и иногда конфет и печенья, чтобы выдавать детям к чаю в пятницу вечером.
Когда обнаружились кости, в экстренном порядке приехали высшие милицейские чины. Ситуация была до того ясной, что Стольмов даже не поднялся со стула, когда его пришли арестовывать в столовую. Он допил свой стакан чая, встал, снял фартук, халат, повесил на спинку стула и, приподняв руки, чтобы все видели, что он безоружен, подошел к милиционерам.
По официальной версии Стольмов насиловал и убивал детей из приюта. Про отсутствие на костях мяса и совпадение исчезновений с появлением в столовой рагу и котлет, решено было в протоколах не писать.
Рейтинг: 0
Уведомление
*
- Да уж, не успел прибраться, - вздохнул Хаорлино.
- А ты умный, моментально следы убрал. Даже очень умно, - ухмыльнулся Копушенко.
- Теперь, по бумагам, два гаража заняты мной, а еще два под клиентами. Подкопайся, попробуй!
- Молодец! Если шум улегся, подождем еще пару месяцев и продолжим.
- Думаешь, улегся шум? - засомневался Хаорлино.
- Ну, я же приехал.
- Тебе хорошо, ты одиночка, сегодня ты здесь, а завтра нет тебя, а у меня оборудование.
- Я же не прошу тебя снова газовые камеры открывать. Надо что-то получше придумать.
Хаорлино пообещал подумать, и Копушенко ушел.
От Хаорлино он отправился к Владимиру Виовинову, другому уцелевшему поставщику и большому любителю полтавских котлет от Салдамовой. Виовинов, собственно, работал на Салдамову исключительно, других покупателей он не имел и не собирался заводить.
Виовинов работал старым, проверенным способом - ходил по притонам и убивал бомжей-одиночек. Такая работа, по сути, была малопроизводительной, но Виовинов взялся за нее серьезно: овладел основами маскировки и оставался вне подозрений даже весной 1997 года. Как только стало снова тихо, Виовинов снова вышел на промысел и снова успешно работал.
Дома у Виовинова имелся большой запас различной одежды - от дорогого брючного костюма до вонючего рваного бомжачьего зипуна. Кроме того, имелся большой запас накладных усов и бород, париков и особая гордость Виовинова - набор очков и контактных линз. Владимир Сергеевич считал этот атрибут особенно важным. Очки у него имелись разные - от солнцезащитных всяческого вида, до толстых плюсовых и минусовых. Обычно, собираясь на работу, часов в пять утра, Виовинов составлял себе новый костюм - комбинировал зипун, бороду, парик, ватные штаны, вставлял контактные линзы, скажем, минус пять и одевал поверх них очки в плюс пять. Такое наложение оптических сфер не мешало Виовинову видеть, а яркая внешность быстро запоминалась возможными свидетелями. Виовинов был действительно очень умным человеком.
Копушенко надеялся временно поселиться у Виовинова, но получил отказ, так как Владимиру Сергеевичу нельзя было привлекать к себе дополнительное внимание соседей неизвестными гостями. Кончилось тем, что Виовинов угостил Копушенко пельменями, дал три килограмма мяса с собой и выпроводил.
Рейтинг: 0
Уведомление
Глава 7 Милиционер Заркин
Наш город потребляет в разных видах от пятисот до семисот килограммов человеческого мяса в день. Это приблизительный подсчет в средних числах.
На деле же происходят «всплески» аппетита, когда начинают есть очень много, но бывают и длительные затишья. Так во время пика, предшествовавшего арестам весной 1997 года, только за одну неделю было съедено около двухсот сорока человек.
В конце 1997 людоеды покидали город. Уменьшилось количество пропавших без вести, и перестали иметь место хищения тел из гробов непосредственно после похорон (особенно зимой).
Те же, кто остался в городе, вели скромный образ жизни и мало убивали. К таким относился и Копушенко. После посещения Салдамовой он начал серьезно думать об изменении образа жизни, а когда узнал о смерти Мирзоева, решил поселиться в частном секторе.
До этого момента Копушенко был практически бездомным, когда-то была у него квартира, но, став людоедом, он от нее избавился, да и зачем постоянное место жительства человеку, занимающемуся таким опасным делом?
Копушенко переезжал по нашей области из города в деревню и опять в город, жил у таких же людоедов, каким был сам, пока не встретил Салдамову, с которой сожительствовал до самого кризиса 1997 года. Во время кризиса он отсиживался в деревне, а когда вернулся, застал Салдамову замужней.
Собрав все свои деньги, Копушенко поселился в частном секторе у одной старухи, которая пустила его жить в сарай. Копушенко этот сарай быстро обустроил по своему вкусу и исправно платил бабке по 400 рублей в месяц. Даже отсутствие электричества и водопровода не пугало Копушенко - мыться он ходил в баню, а книг по вечерам не читал.
По сути, он изредка бывал на своей «квартире»: днем, приходил только, чтобы оставить или забрать какие-нибудь вещи и еще вечером - ночевать. И только однажды у Копушенко был гость.
Как-то июньским вечером Копушенко шел по улице к своему дому. Когда он подошел поближе, то увидел на лавочке рядом со своим сараем человек, курящего папиросу. Копушенко никогда раньше этого человека не видел и принял было его за сотрудника милиции или чиновника.
Подойдя к человеку, Копушенко спросил, не к нему ли тот пришел. Человек ответил, что именно к нему, и Копушенко пригласил человека войти. Дома хозяин спросил имя гостя и предложил ему водочки.
Гость отказался Василием Петровичем Заркиным, другом покойного Копылова, и действительно сотрудником милиции. Копушенко не знал ни Заркина, ни его друга Копылова, измельченного Зунарковым после опытов Цехиновича.
- Так зачем вы ко мне пришли? - спросил Копушенко.
- Я ищу своего друга, Николая Копылова.
- Я впервые слышу эти имя и фамилию, - спокойно сказал Копушенко.
- Может быть это и правда.
- А вы сомневаетесь?
- Да, если честно, - признался Заркин.
- Почему?
Василий Петрович уселся поудобнее на стоявшем в углу сарая топчане и, продолжая беседовать, начал открывать пачку папирос.
- Мой друг пропал без вести.
- Ну и что? - спросил Копушенко.
- А то, - закуривая папиросу, начал Заркин. Он закурил, бросил спичку в какую-то пустую банку и продолжил, - А то, что кому как ни вам знать, куда исчезает народ с помоек да из бомжатников. Я лично против вас ничего не имею, просто хочу узнать, куда подевался мой друг.
- Вы обвиняете меня в убийстве? А есть ли у вас на это основания? Свидетели у вас есть, или улики?
- Если бы у меня были улики, я бы тебя давно арестовал, но я просто ищу своего друга.
- Где-то я это уже слышал... - усмехнулся Копушенко, - в чем вы меня собственно обвиняете?
- В убийствах и людоедстве, - напрямик сказал Заркин, но Копушенко не смутился.
- А почему вы думаете, что именно я убил и съел вашего друга?
- Я не говорил, что именно вы убили и съели его, но я знаю, что вы едите человеческое мясо. Я был бы очень рад, если бы вы не обманывали меня и честно признались, что не убивали Копылова. Видите ли, о том, что я к вам пошел не знает никто, даже моя жена, и знаю о том, что вы - людоед пока тоже я один.
- А вы не боитесь меня? - спросил Копушенко.
- У меня в кармане лежит пистолет. Прежде чем вы сделаете какое-то резкое движение, я выстрелю. Вы не верите?
Рейтинг: 0
Уведомление
Заркин достал из кармана ветровки пистолет. Копушенко подвинул стул и сел как раз напротив Заркина, до этого хозяин стоял, опершись рукой о стену. Теперь он понял, что разговор затянется.
Копушенко вздохнул. Некоторое время он молчал, словно что-то обдумывая. Наконец он сказал:
- Я знаю, что ваш друг жив. Я действительно не убивал его.
- Тогда вам придется его мне показать, хочу поговорить с ним.
- Я не думаю, что вам очень этого захочется, - усмехнулся Копушенко.
- Это еще почему?
- Ваш друг стал таким же людоедом, как и я.
Заркин бросил окурок папиросы в ту же банку, куда до этого бросил спичку.
- Николай Копылов, ваш бывший друг, убивает бездомных и живет на городской свалке. Его фамилия вертелась в разговорах моих друзей, но я не знаком с ним лично.
- Откуда мне знать, что вы не придумали это только что?
- Ну, я вам могу его показать издалека, и, если вы не боитесь, сможете поговорить с ним, хотя я бы вам не советовал.
- А это еще почему?
- Ну, знаете как говорят: человек человеку друг, брат и ценный продукт питания. А ну как вы утеряли для Копылова статуе друга и брата?
- И стал продуктом питания?
- Именно.
- Там поглядим, но сначала я бы хотел увидеть моего друга.
- Хорошо.
Копушенко поднялся, под пристальным взглядом Заркина он надел куртку, кепку. Затем они вышли из сарая, Копушенко запер дверь на замок и постучался в дом старухи.
- Почему вы живете в этой хибаре? - спросил Заркин, они стояли и ждали, когда старуха откроет.
- Денег мало.
Старуха открыла, Копушенко сказал, что ему нужно забрать кое-что из холодильника. Старуха пустила их. Копушенко вынул из морозильника большой полиэтиленовый пакет, сказал старухе, что вернется утром, и они с Заркиным вышли из дома.
- Что в пакете? - спросил Заркин, когда старуха заперла за ними дверь.
- Подарок вашему другу.
- Показывайте, - приказал Заркин. Он все еще держал руку в кармане, на ручке револьвера. Копушенко снял газету и развернул полиэтилен. В пакете действительно лежали два куска смерзшегося мяса.
- Человеческое? - спросил Заркин.
- А какое же еще.
- Вы омерзительны, - четко произнес Заркин.
Между тем Копушенко аккуратно завернул мясо в полиэтилен, обернул газетой, и они вышли за ограду старухиного дома.
Рейтинг: 0
Уведомление
Когда они выбрались за пределы частного сектора, был одиннадцатый час вечера. Копушенко и Заркин быстро шли по освещенным улицам города, направляясь к вокзалу.
- Куда мы? - спросил Заркин.
- И отведу вас к вашему другу при одном условии - вы не будете задавать мне вопросов. Идем мы туда, где он обитает. Кстати, раз вы меня уже нашли, не скажете благодаря кому?
- Он уже умер.
- Кто?
- Михаил Мирзоев. Мы ехали в поезде в одном купе, выпили, и он рассказал мне о вас, производителе колбас, и одном нейрохирурге. Но Михаил оказался не вполне вменяемым и, выпив три или четыре стакана водки, выбросился из тамбура на полном ходу, когда мы вышли покурить.
- Вы ехали в купе только вдвоем? - осведомился Копушенко, перекладывая капающий пакет с мясом из одной руки в другую.
- Да, а что?
- Ничего. Просто я вспомнил, как ездил однажды в купейном поезде, и тоже вдвоем с одним стариком. Видимо, заказавшие билеты сели позднее?
- В наше купе? Да.
Они прошли мимо опустевшего рынка, закрытых, магазинов и вышли к товарным путям. Теперь Копушенко и Заркин шли по шпалам, оставляя вокзал позади. Иногда из-за стены деревьев, росших по обе стороны железнодорожного полотна, показывались высотные дома со множеством светящихся окон. Уже стихало расположенное рядом с железной дорогой шоссе. Копушенко и Заркин прошли еще с полчаса. Высотные дома вдали стали сменяться редкими двухэтажками старой планировки. Копушенко остановился.
- Теперь вниз, - тихо произнес он.
Заркин сжал в кармане рукой пистолет и начал осторожно спускаться с железнодорожной насыпи вслед за Копушенко. Было очень неудобно балансировать одной свободной рукой.
- Только...поп...попробуйте ме...меня надуть! - задыхаясь говорил Заркин, спуск давался ему тяжело.
- Все будет хорошо, - отвечал уже снизу Копушенко. Когда Заркин спустился, они пошли по пустырю, заваленному пустыми бутылками, бумагой и прочим мусором. Вскоре пустырь сменился редколесьем, мусора здесь было уже меньше.
Скоро Копушенко остановился и внимательно поглядел вдаль. Заркин оглянулся.
- Будем ждать здесь, - сказал шепотом Копушенко и сел на упавший ствол дерева.
- Когда они вернуться, вы их сразу увидите. Если хотите, идите и общайтесь с вашим другом. Вы сможете его узнать?
- Смогу, - отвечал Заркин, присаживаясь рядом с Копушенко. Луна уже вышла, и стало гораздо светлее. Заркин заметил очертания шалаша невдалеке от того места, где они сидели.
- Он там живет? - спросил Заркин.
- Да.
Копушенко зашевелился, Заркин, посмотрев мельком, заметил, как тот разворачивает сверток с мясом.
- Нехорошо приходить в гости без гостинца, - тихо сказал Копушенко. Он слил из пакета жидкость, снова завернул его и поднялся с дерева.
- Подождите меня, мне нужно в туалет, - обратился он к Заркину.
- Не отходите далеко.
- Я буду тут, рядом. Как только справлюсь - сразу же вернусь к вам.
Копушенко взял пакет с мясом и, шурша прошлогодними листьями, отошел к ближайшему дереву. Тихое журчание успокоило Заркина, и он снова стал смотреть на шалаш.
Через несколько секунд рядом с шалашом загорелся огонек, затем - второй. Послышался голос. Заркин оглянулся, увидел Копушенко, стоящего лицом к дереву, и снова поглядел на шалаш.
- Это они? - спросил Заркин.
-Да, - издалека прошептал Копушенко.
Заркин замер, наблюдая за огоньками. Копушенко застегнул брюки, быстро развернул пакет, разломил два подтаявших куска мяса, извлек вложенный между ними оледеневший топорик и медленно пошел к Заркину, который смотрел в направлении шалаша, надеясь увидеть Копылова.
- Вон он! - прошептал Копушенко, подходя к Заркину и замахиваясь топориком, Заркин пригляделся, и Копушенко ударил его по голове. Заркин упал с бревна.
В первую секунду ему показалось, что он успеет достать пистолет, но Копушенко ударил его топориком в лицо. Тело Заркина свела судорога, и он замер.
- Гена! - крикнул Копушенко в темноту.
- Что? - отозвался голос.
- Помоги мне!
От темного пятна шалаша отделилась фигура с фонариком и направилась к Копушенко. Увидев мертвого Заркина, фигура снова скрылась и появилась через несколько секунд снова. Подойдя ближе, фигура превратилась в человека в старом пальто с карманным фонариком в одной и ножом в другой руке.
- Килограмм на семьдесят потянет, - радостно сказал человек, опускаясь на колени и тут же начиная потрошить Заркина.
Рейтинг: 0
Уведомление
Капитан Заркин вышел на след Копушенко совершенно случайно, разговорившись в купе с Михаилом Мирзоевым, везшим две сумки поддельной водки в другой город. Мирзоев предложил выпить, они выпили бутылку, вторую, начали третью. Пьяный Мирзоев вдруг сменил тему разговора. С приятной беседы о прелестях рыжеволосых светлокожих веснушчатых девушек, которые так занимали Заркина, он вдруг перешел на рассказ о нейрохирурге, скупающем человеческие органы и проводящего испытания сомнительных препаратов на бомжах. Все, что оставалось в результате от бомжей, перерабатывалось на сырье для колбасно-сосисочного производства и по дешевке отправлялось на мясокомбинаты. При этом Мирзоев, выпучив совершенно пьяные, остекленевшие голубые глаза, говорил, что большая часть колбас на рынке наполовину сделана из людей, а несколько сотен человек в городе – сознательные и вполне успешные людоеды... Он назвал даже несколько фамилий.
В конце концов Заркин прервал Мирзоева, предложив пойти в тамбур покурить.
В тамбуре пьяный Мирзоев вдруг начал дурачиться, крутить разные ручки. Заркин предупреждал Мирзоева, что он рискует и пытался увести пьяного приятеля обратно в купе.
Не обращая внимания на Заркина, Мирзоев принялся крутить ручки боковых выходных дверей.
Внезапно дверь, которая, видимо, не была заперта на ключ, открылась, в тамбур ворвался ветер, а Мирзоев выпал из двери тамбура и с силой ударился о шпалы соседнего железнодорожного пути. Едва очнувшись, Мирзоев приподнялся. Последний вагон его поезда уже исчез за лесополосой. В ту же секунду Мирзоев осознал, что давно слышит совсем недалеко гудок. Это был второй поезд, идущий в другую сторону по соседним путям, тем самым, на которые упал Мирзоев.
Луч прожектора осветил его искаженное ужасом лицо, и гудок заглушил последний крик Михаила Мирзоева.
Когда прошло несколько минут после того, как Мирзоев выпал из тамбура, Заркин пришел в себя и сорвал стоп-кран. Поезд резко остановился. Когда проводник и начальник поезда прибежали к тому месту, где, по словам Заркина, выпал Мирзоев, они его, конечно, нашли, но помочь бедному Мише уже было нельзя. Потом у Заркина были некоторые проблемы, когда милиция нашла в их купе поддельную (как ее называл Мирзоев – бутафорскую) водку, но в целом ему удалось выкрутиться.
Однако рассказы Мирзоева о людоедах, нейрохирурге и съеденных бомжах сильно не повлияли на Заркина, сперва они показались даже пьяным бредом. Через два-три дня Заркин мысленно вернулся к этим рассказам и связал их с исчезновением тела Копылова из морга.
Тогда становилось понятно, почему тело одинокого алкоголика Копылова так и не смогла найти милиция - оно было съедено.
Заркин не стал говорить о своих догадках жене, но начал наводить справки о пасущихся в городе людоедах. Особенно тщательно он искал Копушенко, которого Мирзоев описал ему в вагоне. Привлекать милицию Заркин не стал по двум причинам: во-первых, не было гарантии, что в милиции не сидят те же людоеды, связанные с Копушенко и нейрохирургом, а во-вторых, ничего, кроме, рассказа покойного Мирзоева Заркин приложить к делу не мог. Логичнее было действовать одному.
И вот однажды утром на рынке, о котором рассказывал ему Мирзоев, Заркин увидел человека, совпадающего по описанию с Копушенко. С осторожностью следуя за ним, Заркин зашел в частный сектор и установил, где Копушенко живет. На следующий день Заркин взял на работе отгул и пошел на открытый разговор с людоедом, прихватив пистолет.
Как только Копушенко услышал от Заркина слово «людоед», он понял, что оставлять незваного гостя в живых нельзя. Пистолет, о котором предупредил Заркин, не был для Копушенко особой проблемой, но нужно было узнать, что еще есть у гостя в запасе, кроме голословных обвинений, а главное - кто сообщил Заркину о сети людоедов.
Сначала Копушенко подозревал Салдамову, а потом сам Заркин признался, что информация поступила от ныне покойного Мирзоева.
План убийства созрел у Копушенко моментально. В нескольких километрах от вокзала, между железнодорожными путями жил бездомный и опустившийся людоед Гена Трофимов, которого называли не иначе как «Генка-Пидорас» за то, что он часто предлагал анальные и оральные ласки в обмен на мясо. Копушенко знал Гену достаточно давно. Выдать его землянку за жилище Копылова, отвлечь внимание и убить Заркина - задача довольно простая.
На случай опасности у Копушенко имелся неприкосновенный запас - два куска мяса и вмороженный между ними топорик. Если бы милиция вышла на след людоеда, мясо обеспечило бы его пищей на некоторое время, а топорик позволил бы запастись едой на будущее. Вот и представился случай воспользоваться выдумкой Виовинова (это он подсказал Копушенко идею прятать оружие в мясе).
Когда они шли на вокзал, Копушенко было приятно думать, что Заркин даже не подозревает о намерениях спутника, а если и подозревает, то надеется на пистолет, от которого польза будет небольшая. План Копушенко исполнился полностью во всех деталях, вдвоем с Трофимовым они расчленили труп и на следующее утро Копушенко исчез из города.
Рейтинг: 0
Уведомление
Глава 8 Праздник
Мы выехали на проспект Мира.
- Я просил приготовить для тебя замечательный обед, - говорил Хаорлино, - давно, наверное, не ел мяса, настоящего мяса.
- Да-а-а... Почти год,.. Хотя, мне Хармис несколько раз приносил пельмени. Ну да разве это еда?
- Ты где жить собираешься? - неожиданно переменил тему Хаорлино.
- Да я не знаю.
- Если хочешь, можешь поселиться у меня. Вещей у тебя много?
- Не особенно.. Только ехать за ними долго.
- Ерунда. Ну так что, переезжаешь ко мне?
- Если можно, то с удовольствием.
- Не можно, а нужно!
Мы проехали заводские аллеи и оказались в Горьковском районе. Хаорлино внезапно спросил:
- А ты знаешь некоего Копылова?
- Нет, - удивленно ответил я.
- А Заркина?
- Тоже нет, а что?
- Да нет, ничего.
Хаорлино остановил машину у столовой Салдамовой. На двери парадного входа висела табличка «Закрыто».
Мы прошли дворами к служебному входу. Хаорлино открыл передо мной тяжелую железную дверь, я прошел, пригнувшись, по низкому и сырому коридору, поднялся по лестнице и оказался в гардеробе. Хаорлино шел следом.
- Нам сюда, - показал он на дверь.
Мы вошли в зал. Это был главный, основной зал столовой. Почти все столы были без скатертей, стулья были убраны. Только в центре один стол был накрыт на пять человек.
Накрыто было в духе Салдамовой: белоснежная скатерть, расставленные по правилам тарелки, бокалы, рюмки. В середине стола стояло три или четыре бутылки с вином и водкой. За столом сидел только один человек - Стенкин, он курил сигарету и стряхивал пепел в специально для него поставленную на краю стола пепельницу. Когда мы приблизились, он бросил сигарету, поднялся и обнял нас с Хаорлино по очереди, сначала меня, а потом его.
- Сколько лет, сколько зим! - восклицал Стенкин, глядя мне прямо в глаза.
- Да и одного года нет, - заметил я.
- А такое чувство, что десять лет не виделись!
- Да, давно мы тебя не видели, - поддерживал Хаорлино сбоку.
Из кухонной двери показалась Салдамова.
- Господи! Сережа! - закричала она, подбежала ко мне и бросилась обнимать, как бывало раньше.
- Здрасьте, - сказал я.
- Мы садимся за стол сегодня впятером, - говорит Хаорлино, - в честь великого события. Почти один год назад ты стал нашим другом и помощником в нашем нелегком деле.
Хаорлино еще раз обнимает меня.
- А кто пятый? - спрашиваю я.
- Это секрет, но думаю, что ты уже догадался.
- Нет, не догадался.
- Пятым должен быть тот, кто год назад привел тебя к нам.
- Хармис.
- А вот и я! - раздался возглас со стороны кухни. Я обернулся и увидел Хармиса, выходящего из-за раздаточного стола.
- Ну, теперь все в сборе, - провозгласил Хаорлино, и мы сели за стол.
Впервые почти за год я стал есть замечательно приготовленное свежее человеческое мясо. Сначала была солянка, затем - гуляш. Не было, правда, колбас, ведь Зунарков уехал, зато был замечательный кровяной зельц. После обеда Хармис притащил из кухни магнитофон и включил какую-то бойкую мелодию. Хаорлино танцевал с Салдамовой. Хармис скакал под руку со Стенкиным, а я сидел на стуле, не в силах пошевелиться после сытного обеда.
Только к шести часам обед начал подходить к концу. Съели сладкое, Салдамова убрала со стола все, кроме пепельницы и вина. Мы сидели и беседовали.
Я убедился, что никто из моих знакомых не изменился за то время, пока я был в клинике. Хаорлино по-прежнему выглядит на тридцать с небольшим. Хармис даже сбросил несколько килограмм и посвежел. Салдамова, хотя ей далеко за сорок, как цвела, так и цветет. Стенкина я видел редко, но и он остался прежним, судя по всему.
Рейтинг: 0
Уведомление
Глава 9 Игорь Хаорлино.
Копушенко опять появился в городе.
Я тогда уже жил у Хаорлино на квартире. У него раньше была молоденькая жена, но в начале 1996 года он ее съел и до моего возвращения жил один. Копушенко появился у нас однажды утром, часов в семь, наскоро поел и снова ушел.
В последние дни он убил несколько человек в городе и чувствовал, что за ним неотступно следят, но теперь это походило на правду, потому что когда я отправился поглядеть, что делает в его отсутствие бабка из частного сектора, то мне рассказали, что к ней несколько раз являлись милиционеры и интересовались ее постояльцем.
Несомненно они отыскали в морозильнике остатки пищевых запасов Копушенко и теперь вплотную занялись им.
Копушенко перебрался сначала в деревню, а потом вообще исчез, и никаких вестей от него не было. Сначала я думал о нем и Виовинове, но потом погрузился в массу дел, которые неотступно преследуют каждого людоеда. Приходилось ходить по утрам на рынок и встречаться со Стенкиным, потом идти с ним на вокзал и доставать из вагонов с углем трупы в мешках.
Я прочно обосновался в квартире Хаорлино. Моя квартира давно была сдана жильцам, и если бы не получаемые с нее деньги, в больнице мне было бы гораздо тяжелее… Теперь эта сумма входила в наш с Хаорлино общий бюджет. Хотя одних его денег нам хватало с избытком.
Владея гаражным кооперативом, занимаясь заготовками человечины, Игорь Гейнсович, не испытывал трудностей со средствами. Жил он в самом центре города – в недавно отстроенном доме, в четырехкомнатной, но довольно тесной, на мой взгляд, квартире.
Единственное в чем разбирался Хаорлино – это машины. Это же было его страстью. Он часто покупал очередную новую или подержанную дорогую иномарку, а ее предшественницу продавал. Только за то время, что я его знал, Хаорлино сменил, по-моему, шесть машин.
После того, как жена его – Олеся Хаорлино – бесследно исчезла, Игорь время от времени встречался с девушками. Особенно любил он приезжих.
Будучи рослым, статным, кареглазым и очень обаятельным мужчиной, Хаорлино без труда располагал к себе молодых девушек и проводил с ними время в своей квартире.
Однако и тут пагубная привычка к человеческому мясу взяла свое. Игорь Гейнсович все-таки убил и съел двух абитуриенток, приехавших поступать в наш политехнический институт из какого-то села. Разбитные, грубоватые, много успевшие повидать в свои семнадцать лет, девчонки даже не подозревали, что больше никогда не увидят своих близких. Радостные, предвкушавшие интересную ночь с этим приятным молодым мужчиной, они садились в его «Тойоту».
После волны арестов весной 1997 года Хаорлино окончательно прекратил заготовки мяса в своих гаражах. В целях предосторожности он убил единственного своего подельника, помощника, который запирал ночами гаражи, грузил тела в грузовик и развозил их по городу. Помощник Хаорлино стал его последней поставкой Салдамовой.
Теперь Игорь Гейнсович только закупал мясо для себя, а теперь – и для меня. Я уже думал, он больше никого не убьет и станет таким же скромным потребителем «сырья», что и я.
Ранним утром Хаорлино в очередной раз ушел на вокзал, а я долго валялся в постели, потом завтракал.
Наша квартира все меньше и меньше становилась похожей на человеческое жилье. Комнаты оставались целыми днями неубранными.
Единственное, что мы делали регулярно, так это проветривали. Когда в квартире долгое время живут людоеды, тяжелый запах прочно устанавливается во всех комнатах, а особенно - в кухне.
По сути, большую часть времени мы на кухне и проводили, и остальные комнаты начали напоминать склад. Но этим утром я все-таки решил устроить капитальную уборку, долго вычищал и выметал сор, мыл полы, даже окна, несмотря на скверную погоду.
Хаорлино явился в десять часов утра и не один.
С ним пришел какой-то человек с большой клетчатой сумкой. Хаорлино сказал, что встретился с ним на вокзале. Вероятно, по пути Хаорлино успел угостить его водкой, так как гость слегка пошатывался и от него ясно пахло спиртом. Хаорлино этого, казалось, мало и он прикупил по пути домой еще две бутылки водки. От мысли, что поить будут даром, гость радостно посмеивался и краснел.
Рейтинг: 0
Уведомление
Свари пельменей, - попросил меня Хаорлино, ясно глядя мне в глаза.
Пока я возился с пельменями, гость ходил по нашей квартире и осматривался, потом спросил разрешения закурить. Хаорлино сидел на кухне и наблюдал за тем, как я готовлю.
- Вчера вечером Копушенко звонил, - тихо сказал он.
- Через почтамт?
- Да, хочет, чтобы мы перебирались к нему.
- Зачем?
- Вот и я думаю... - Хаорлино тихо прошел по коридору и заглянул в комнату, где находился наш гость. Потом он вернулся на свое место.
- Вот и я думаю, зачем?
- А где он живет? - спросил я.
- В лесу.
Закончив варить пельмени, я достал три рюмки, Хаорлино принес водку, сметану. Мы быстро накрыли и Хаорлино позвал:
- Вась, иди есть!
Вася немедленно явился, и мы в молчании сели за стол.
- Хорошие вы ребята, - говорил Вася, жуя пельмени, - только странные.
Мы молчали.
- Но, все равно! - заключил гость. Хаорлино поглядел на меня.
- А с чем у вас пельмени? - спросил гость, чувствуя, что что-то не так с едой.
- С человечиной, - мрачно ответил Хаорлино.
Первую секунду гость попытался засмеяться, потом зажал рукой рот и стремительно выскочил из кухни. Стукнувшись о косяк, он забежал в туалет, где его начало отчаянно рвать. Хаорлино поднялся с места и, дожевывая пельмень, пошел к холодильнику, заглянул в морозильник, вздохнул и вернулся на кухню.
- Мяса мало, - сказал он, проглотив еще пару пельменей.
Затем он подошел к кухонному шкафу, вынул кухонный нож и позвал меня за собой.
Нашего гостя все еще рвало в туалете. Мы открыли дверь, сильно толкнув его в бок. Вася почти лежал у унитаза, бледный как лунь.
Хаорлино приподнял его и с моей помощью уложил в ванну (туалет и ванная в новых типовых домах, где жил Хаорлино, совмещены). Вася попытался сопротивляться, хотел выбраться из ванны, но Хаорлино мощным ударом ножа в живот вернул его обратно…
Цепляясь окровавленными руками за края ванны, Вася, белый от ужаса и боли, все еще пытался выбраться. Хаорлино ударил, его снова - по горлу, а когда гость перевернулся в ванне, судорожно стараясь зажать рану на горле, воткнул большой клиновидный нож ему в спину. Вася еще несколько раз дернулся, потом затих.
Я принес пилу и целлофан, Хаорлино надел фартук и прямо в ванне быстро выпотрошил и расчленил нашего гостя.
Было интересно наблюдать, как, работая попеременно, пилой и ножом, Хаорлино справляется с человеческим телом. Потрошит, снимает кожу и отделяет мясо от костей он прямо в ванной, куски филе упаковывает в полиэтилен, а кости и прочие отходы сваливает в мешок отдельно.
Я думаю, что если бы человек на все сто процентов состоял из мяса, то убивать нужно было бы гораздо меньше. А то половина, а то и больше приходится на кости и потроха.
Я переложил свертки с мясом в морозильник, а большой полиэтиленовый мешок с отходами поставил в прихожей. Таких больших, рассчитанных килограмм на двести мешков в квартире было полно – хозяин закупал их на каком-то заводе.
Хаорлино вымыл ванну, и теперь мы сидели на кухне и курили.
Рейтинг: 0
Уведомление
Глава 9 Побег
Без особых волнений мы прожили с Хаорлино до самой осени. Убивать он перестал и теперь заказывал мясо и полуфабрикаты у Салдамовой. Несчастный Вася, встретивший свою смерть в новенькой эмалированной ванне, был последней жертвой Хаорлино.
Дни наши проходили очень однообразно. С утра мы уезжали в гаражный кооператив. Теперь я помогал Хаорлино по мелочам, чтобы он не кормил меня просто так.
В начале октября нас навестил Виовинов. Они с Хаорлино недолюбливали друг друга, но ко мне он относился очень тепло.
Мы сидели в зале и ужинали. Я приготовил картофельное пюре, купил маринованных огурчиков, поджарил десяток жирных колбасок из человечины с добавлением свиного сала. Такие колбаски время от времени мы покупали у Салдамовой. Хаорлино привез четыре бутылки очень хорошего белого сухого вина.
- Знаете, - сказал Виовинов, откидываясь на спинку стула, - боюсь, нам придется переезжать куда-то в другое место.
- Почему, - спросил я.
- Кольцо сжимается. Слишком много наших арестовано. Рано или поздно дело и до нас дойдет.
- Заготовками занимается Стенкин. Трупы он возит почти что только из Зрезова. И потом, Стенкин – не дурак, далеко не дурак. Сколько лет он на рынке? Сколько работает Салдамова? И все спокойно, - возразил Хаорлино.
- Ну да, я тоже об этом думал, - задумчиво сказал Виовинов, - но после того, как арестовали Хармиса, мне что-то неспокойно.
- Хармиса арестовали?! – почти в один голос крикнули мы с Хаорлино, чуть не подскочив со стульев.
- Да, на прошлой неделе. Я зашел к нему поговорить, а его не было. Соседи сказали, что приехала милиция и забрала его.
Это была очень плохая новость. Хармис знал нас всех, знал, где мы живем, знал наши места встреч. Он знал про заготовки в Зрезове.
Конечно, мы не могли даже подумать о том, что Хармис всех нас выдаст. Но одна мысль о том, что он в руках милиции пугала.
Хаорлино напряженно думал. Я сидел в полном смятении, не зная, что делать, что говорить, что думать. Виовинов смотрел на нас с какой-то едва заметной грустью.
Уже поздно вечером мы проводили нашего гостя. Всю ночь мы с Хармисом просидели на кухне, думая, что делать.
Проснулся я на заправленном диване, полностью одетый, накрытый пледом.
Хармис на кухне с кем-то разговаривал.
С трудом поднявшись с дивана, я пошел на кухню. За столом сидел Копушенко, перед ним были начатая бутылка пива, тарелка с несколькими кусками жареной кровяной человеческой колбасы с рубленым сырым луком и вилка. Одет он был как обычно: в дешевой теплой шерстяной рубашке, застегнутой под горлом и старых джинсах, растянутых на коленях.
Хаорлино стоял у плиты, внимательно слушая нашего гостя.
- А, привет! – сказал Копушенко, увидев меня, - Вы уже знаете, оказывается, что Хармиса арестовали.
- Знаем, - сказал Хаорлино, - дальше рассказывай.
- Ну что, на Хармиса хорошо надавили, заставили признаться, кто и когда с ним участвовал в убийствах.
- Откуда ты это знаешь? – недоверчиво спросил я.
- Салдамова к нему ездила. Выдала себя за его гражданскую жену. Он ей и рассказал.
- Надо уходить, - решительно сказал Хаорлино.
- Вот и я о том же! – заключил Копушенко, принимаясь за колбасу и пиво. – Конечно, он назвал большинство тех, кого и так уже взяли. Но и некоторых из тех, кто еще на свободе, тоже упомянул.
- Надо уходить, - повторил Хаорлино.
- Да, и еще Виовинов собирается уезжать из города. Может, и его возьмем? – спросил Копушенко.
- Да возьмем, возьмем, - Хаорлино расхаживал по кухне.
Я молчал. Копушенко ел колбасу, запивая каждый кусок пивом.
Поев, Копушенко ушел, пообещав вечером приехать с вещами и Виовиновым.
Весь день я не знал, чем заняться. Все валилось из рук. Как назло, Хаорлино уехал куда-то на весь день, и теперь даже не с кем было поговорить обо всех этих неприятностях.
Копушенко с Виовиновым действительно приехали к вечеру с сумками. Хаорлино не было, а я был так растерян, что не мог ничего даже приготовить. Тогда Виовинов посадил меня на диван, приставил ко мне Копушенко, дабы тот утешал меня рассказами, а сам пошел готовить. Утешения Копушенко были слабыми. Его история по уголовников, которые сварили в камере, в раковине своего сокамерника и съели, не внушала мне никакой бодрости.
Наконец приехал Хаорлино, и мы сели за стол поесть и обсудить планы.
Мнения разделились. Виовинов полагал, что ехать нужно на другой конец страны и насовсем. Копушенко настаивал, что бежать нужно в леса. Хаорлино не устраивал ни тот, ни другой вариант. Ему не хотелось на долго оставлять свой кооператив и иные свои дела.
В конце концов решили временно пожить на даче Хаорлино, недалеко от города.
Рейтинг: 0
Уведомление
Глава 10 Развязка
Мы с Копушенко сидели на кухне и слушали как Хаорлино и Виовинов пререкаются в комнате. Их голоса становились все громче и громче. Копушенко поднялся с табурета и подошел к печи. Наливая себе чаю, он сказал:
- Ладно, надо пойти и успокоить их, а не то они...
Он не закончил, из комнаты раздался крик и в ту же секунду мы услышали громкий глухой хлопок. Я и Копушенко кинулись в комнату.
В самом центре нашего «зала» в рассеивающемся пороховом дыму стоял Хаорлино с двуствольным охотничьим ружьем в руке. На полу лежал Виовинов, дробь попала ему в грудь и он лежал с каким-то странным выражением безмерного спокойствия на лице.
Хаорлино поглядел на нас. Я никак не мог прийти в себя и, стоя как столб, глядел на убитого Виовинова.
- Ах ты скот! - крикнул Копушенко и бросился обратно в кухню. Хаорлино пошел за ним, отстранив меня к стене. Я все никак не мог оторвать взгляда от лежащего на полу Виовинова.
Когда Хаорлино шел с ружьем за Копушенко, он думал, что тот побежал в кухню за ножом, но Копушенко добежал до ящика с инструментами, стоящего у самой двери, и достал первое, что попалось под руку - коловорот со вставленным в него длинным, толстым сверлом.
Когда Хаорлино подошел ближе, Копушенко резко развернулся и воткнул ему сверло в живот. Резкий крик Хаорлино привел меня в чувства, и я обернулся. Два людоеда боролись за ружье - Копушенко держал ствол, а руки Хаорлино были на прикладе. Я стоял и тупо смотрел на них, белая рубашка Хаорлино на животе уже пропиталась кровью, коловорот валялся на полу.
Когда Копушенко стал перетягивать ружье сильнее, Хаорлино, видимо, сообразил, что второй ствол все еще заряжен. Он добрался пальцами до курков.
Второй хлопок, более громкий, потряс кухню, в унисон звякнули оконные стекла. Копушенко отпустил ствол и сел на пол. Дробь попала ему в живот, он трогал рану рукой, не обращая внимания на Хаорлино, который тоже осел на пол, обессиленный раной и борьбой. Они сидели друг напротив друга и тяжело дышали, ружье лежало между ними.
Копушенко попытался подняться, но неуклюже упал на пол ничком, попытался проползти немного и замер.
Хаорлино что-то невнятно промычал, я смотрел на него. Теперь он сидел, опершись спиной о стену и мало по малу сползал на пол. Когда он сполз совсем, я подошел к нему. Только теперь я услышал, что снаружи дома кто-то кричит. В соседних домах лаяли собаки, в соседнем доме хлопнула дверь.
Я посмотрел на Хаорлино. Он уже умер и смотрел неподвижным взглядом на потолок.
Я подошел к Копушенко. Он тоже умер.
И медленно вышел из дома. Около ограды стояло несколько соседей, при виде меня они зашептались и расступились. Я вышел за калитку, пошел по дороге в сторону леса. Октябрьский сырой ветер гнал запах камыша с болот и хвои из леса.
Я пошел по дороге в сторону болота.
Иногда я почти по колено проваливался в грязные лужи, но не обращал на это внимания. Когда я подошел к болотам, то услышал за спиной звук подъезжающей машины. Я обернулся, это был милицейский автомобиль. Начиналась топь.
Из машины выскочил милиционер, он добежал до берега, махал руками и кричал, чтобы я вернулся, но я медленно входил в жижу болота. Подбежал второй милиционер с веревкой. Первый сорвал фуражку, стал обвязываться по поясу веревкой.
- Только не двигайся, родной, мы тебя вытащим! - кричал мне первый милиционер, входя вслед за мной в болото.
Я уже зашел по пояс и почувствовал, что меня начинает затягивать. Я видел расступающуюся вокруг меня ряску и чувствовал, как плотный голодный холод охватывает мои ноги, забирается в пах, обнимает за живот.
Почему-то мне вспомнилась песня про канареек, вот эта: «Блю канари… там-пам-пам-пам-пам…» Она зазвучала у меня в голове так отчетливо и громко.
Милиционер что-то кричал сзади, но я уже не слышал…
КОНЕЦ
Рейтинг: 0
Уведомление
Все так хорошо начиналось, и со второго поста какими-то членососами все испортил. Ну ОП молодец.
11994 06 Декабря, 2021 07:33 Ответить
Рейтинг: 0
Уведомление
Л Ю Д О Е Д Ы
11522 04 Декабря, 2021 08:43 Ответить(повесть)
Глава 1 Кладовщик
До событий 1996-1997 года Витя Пурин промышлял не вполне достойным делом - он сосал члены мужикам, прибывшим в наш город с целью торговли. С каждого он брал по триста рублей.
Работал Пурин на вокзале, в общественном туалете, в последней кабинке.
Когда Пурину исполнилось шестьдесят два года, поток клиентов существенно ослаб, и лишенному дополнительного заработка (основным был сбор и сдача пустых бутылок и алюминиевых банок) Пурину пришлось искать себе новое место жительства.
До 1991 года Пурин был слесарем при ЖЭКе № 3 Краснознаменного района нашего города. Как уж там он справлялся со своей работой, это нам не известно, зато известно, что в 1991 году он полностью опустился: с работы ушел, квартиру сначала сдавал, а потом и вовсе продал, и начал бродяжничать.
Особенно полюбился Пурину Горьковский район, где размещается в основном частный сектор и трущобы – двух- трехэтажные дома, отстроенные еще в тридцатые годы и, по большей части, идущие сейчас под расселение и снос.
Там, ночуя в заброшенных домах и квартирах, Витя прожил почти семь лет. Вокзал граничил с Горьковским районом, а железнодорожная зона отчуждения – любимое место для бомжей, уличных преступников и проституток любого города. Не был исключением и Пурин.
Постепенно к обычным для Пурина средствам сникания насущного хлеба – сбору бутылок и собирания на помойках остатков еды – прибавился еще один, тот самый, о котором воспитанному, да и просто имеющему чувство собственного достоинства человеку даже говорить неловко.
Когда таскаться каждый день по помойкам стало тяжело, а на вокзале все милиционеры и железнодорожники начали показывать на него пальцем, хохотать, обзывать обидными словами, а иногда и бить, Пурин с грустью понял, что даже такому завзятому бомжу как он нужно где-то остановиться.
С Александром Копыловым Пурин познакомился в привокзальной закусочной «Одуванчик». Копылов тогда был уже немолод и требовал ласки.
К тому же последний любовник его - пятидесятилетний одноногий Сабуров, который раньше был учителем физики, а потом был уволен за настойчивые предложения оральных ласк старшеклассникам, - попал в больницу с перитонитом и умер. Горю Копылова не было предела. Он решил, что уже никто не восполнит ему такой потери, и регулярно ходил в «Одуванчик» пить водку.
Только однажды молоденькая девушка подошла к сидящему на лавочке в парке Копылову и пожалела его. Девушку звали Ира, и было ей лет 24-25. Она прониклась сочувствием к Копылову, ласково с ним заговорила, погладила украдкой по руке и просила не расстраиваться, что бы с ним не случилось. Пока есть на свете такие девушки, есть еще надежда в нашей жизни.
Будь Копылов поумнее, и не привыкни он к ласкам Сабурова, Ира превратила бы остатки его никчемной жизни в настоящий рай: вывезла бы, наконец, срач из копыловской квартиры, готовила бы ему еду... Но он этого не захотел, видимо, слишком любил свою привычную вольную жизнь.
Так Ира и осталась сидеть на лавочке и смотреть вслед уходящему Копылову.
И вот, прямо на следующий день после встречи с Ирой Копылов познакомился с Пуриным. Они выпили водочки и пошли к Копылову домой.
Целую ночь два толстых старых, плохо мытых мужика занимались горячим сексом. Только теперь Пурин узнал, что такое настоящий мужской напор и животная страсть.
Наутро они проснулись на старом топчане, голые, потные и довольные тем, что нашли друг друга.
Копылов уходил каждый день на работу (он вообще-то работал дворником) а Пурин надевал фартук и хозяйничал в квартире: варил пожрать и покупал попить. Вообще, почти вся зарплата Копылова уходила на водку, только когда особо припирало, Пурин шел собирать бутылки или на вокзал, но там он уже не был популярен.
Теперь специально для вокзала Пурин мылся в бане, надевал единственный чистый комплект одежды и белья и шел на перрон, чтобы похотливо глядеть на проходящих мимо мужиков, достаточно неприхотливых, с точки зрения Пурина, чтобы заплатить двести рублей (он решил снизить расценки) за драгоценные минуты безмерного, неземного наслаждения в последней кабинке вокзального туалета.
Но времена былой славы явно прошли, и на Пурина не обращали особого внимания. Теперь почему-то даже милиционеры и путейцы, в былые времена любившие подразнить Пурина, сторонились его. По непонятной причине именно теперь, обретя относительно постоянное место жительства и какой-никакой внешний вид, Витя стал вызывать у людей большее отвращение, нежели тогда, когда был обыкновенным бомжом.
В середине 1996 года Копылову сказали в ЖЭКе, что если он не заплатит долг за свет, воду и газ, ему их отключат. Копылов испугался и решил посоветоваться с Пуриным.
Вдвоем они решили достать денег любыми средствами, ведь если у них заберут квартиру (а они теперь, можно сказать, молодая семья), им негде будет спать и с комфортом пилиться. Копылов решил схитрить: он подал в газету объявление, что сдается квартира за очень низкую цену, но срочно.