Глава 10 Развязка
Мы с Копушенко сидели на кухне и слушали как Хаорлино и Виовинов пререкаются в комнате. Их голоса становились все громче и громче. Копушенко поднялся с табурета и подошел к печи. Наливая себе чаю, он сказал:
- Ладно, надо пойти и успокоить их, а не то они...
Он не закончил, из комнаты раздался крик и в ту же секунду мы услышали громкий глухой хлопок. Я и Копушенко кинулись в комнату.
В самом центре нашего «зала» в рассеивающемся пороховом дыму стоял Хаорлино с двуствольным охотничьим ружьем в руке. На полу лежал Виовинов, дробь попала ему в грудь и он лежал с каким-то странным выражением безмерного спокойствия на лице.
Хаорлино поглядел на нас. Я никак не мог прийти в себя и, стоя как столб, глядел на убитого Виовинова.
- Ах ты скот! - крикнул Копушенко и бросился обратно в кухню. Хаорлино пошел за ним, отстранив меня к стене. Я все никак не мог оторвать взгляда от лежащего на полу Виовинова.
Когда Хаорлино шел с ружьем за Копушенко, он думал, что тот побежал в кухню за ножом, но Копушенко добежал до ящика с инструментами, стоящего у самой двери, и достал первое, что попалось под руку - коловорот со вставленным в него длинным, толстым сверлом.
Когда Хаорлино подошел ближе, Копушенко резко развернулся и воткнул ему сверло в живот. Резкий крик Хаорлино привел меня в чувства, и я обернулся. Два людоеда боролись за ружье - Копушенко держал ствол, а руки Хаорлино были на прикладе. Я стоял и тупо смотрел на них, белая рубашка Хаорлино на животе уже пропиталась кровью, коловорот валялся на полу.
Когда Копушенко стал перетягивать ружье сильнее, Хаорлино, видимо, сообразил, что второй ствол все еще заряжен. Он добрался пальцами до курков.
Второй хлопок, более громкий, потряс кухню, в унисон звякнули оконные стекла. Копушенко отпустил ствол и сел на пол. Дробь попала ему в живот, он трогал рану рукой, не обращая внимания на Хаорлино, который тоже осел на пол, обессиленный раной и борьбой. Они сидели друг напротив друга и тяжело дышали, ружье лежало между ними.
Копушенко попытался подняться, но неуклюже упал на пол ничком, попытался проползти немного и замер.
Хаорлино что-то невнятно промычал, я смотрел на него. Теперь он сидел, опершись спиной о стену и мало по малу сползал на пол. Когда он сполз совсем, я подошел к нему. Только теперь я услышал, что снаружи дома кто-то кричит. В соседних домах лаяли собаки, в соседнем доме хлопнула дверь.
Я посмотрел на Хаорлино. Он уже умер и смотрел неподвижным взглядом на потолок.
Я подошел к Копушенко. Он тоже умер.
И медленно вышел из дома. Около ограды стояло несколько соседей, при виде меня они зашептались и расступились. Я вышел за калитку, пошел по дороге в сторону леса. Октябрьский сырой ветер гнал запах камыша с болот и хвои из леса.
Я пошел по дороге в сторону болота.
Иногда я почти по колено проваливался в грязные лужи, но не обращал на это внимания. Когда я подошел к болотам, то услышал за спиной звук подъезжающей машины. Я обернулся, это был милицейский автомобиль. Начиналась топь.
Из машины выскочил милиционер, он добежал до берега, махал руками и кричал, чтобы я вернулся, но я медленно входил в жижу болота. Подбежал второй милиционер с веревкой. Первый сорвал фуражку, стал обвязываться по поясу веревкой.
- Только не двигайся, родной, мы тебя вытащим! - кричал мне первый милиционер, входя вслед за мной в болото.
Я уже зашел по пояс и почувствовал, что меня начинает затягивать. Я видел расступающуюся вокруг меня ряску и чувствовал, как плотный голодный холод охватывает мои ноги, забирается в пах, обнимает за живот.
Почему-то мне вспомнилась песня про канареек, вот эта: «Блю канари… там-пам-пам-пам-пам…» Она зазвучала у меня в голове так отчетливо и громко.
Милиционер что-то кричал сзади, но я уже не слышал…
КОНЕЦ
