Я записал эту его фразу старательно. Она показалась мне афористическим выражением всей его судьбы.
— Хотите что-нибудь выпить? — робко спросила вдруг женщина.
Он ответил за меня:
— Тащи, Маша, сливовицу.
Оставив ребёнка в кресле, она прошла к буфету и, позвенев стеклом, извлекла оттуда бокастый штоф и стаканчики. Наполнила их. Он сам взял из рук жены стакан и передал мне. Взял свой. «Будем!» Внизу звонили в дверь. Долго и грубо.
— Это аварийка. Открой, — сказал он жене. — Проведи их в бейсмэнт. Я сейчас спущусь.
Женщина ушла, колыхая тяжеловатыми, я заметил, бёдрами.
— Пей! — сказал он. — Чего ждёшь? У тебя есть ещё вопросы?
— Нет. Завтра сяду за машинку. Если что возникнет, можно я вам позвоню?
— Ни хуя не возникнет, — бросил он. — Безнадёга. Моисей интервью не пропустит.
Я пожал плечами. Выпивая сливовицу, заметил, что тусклый край стакана подёрнут пылью. Судя по стакану, гости появлялись в доме нечасто.
Закричал, проснувшись, ребёнок. Тихонов прошёл к креслу и взял дитя на руки. Младенец корчился в синем комбинезокчике. Личико его было таким же припухшим, как и физиономия Маши. «Тихо, Вовка!» Предатель Родины встряхнул сына. Вовка закричал опять.
— Спасибо за интервью, — сказал я.
— Бывай. Привет старому жулику.
Я вышел на холодную лестницу и стал спускаться вниз. Из бейсмэнта через открытую дверь до меня донеслись неожиданно весёлый английский Маши и бравые реплики аварийных рабочих.
На улице оказалось очень черно и дул сильный холодный ветер. Снег кончился.
Я пошёл к станции сабвэя. Пошёл быстро, насколько позволяли погодные условия, желая поскорее выбраться из его «хорошего», но мрачного района.
Невзирая на мои протесты, Моисей вычеркнул всех евреев. «Я устроил вам обрезание. Я не могу пропагандировать антисемитизм, хотя бы и в такой дебильной форме».
«Визит нашего корреспондента к философу Тихонову» занял в газете половину колонки. Кончался опус фразой: «Я ожидал, что у меня появятся крылья, что я полечу. Но я не полетел, я упал».
За интервью Моисей заплатил мне не двадцать, как обычно платил за статьи, но двадцать пять долларов. «Надбавка за вредность», — объяснил Моисей.
