Анна Шахрай — директор дома ребенка в женской колонии Нижнего Тагила и многодетная мама. Своим детям она объясняет, что работает врачом у малышей — без подробностей. Конечно, можно рассказать им про прекрасную сенсорную комнату на работе, где сказочная подсветка и волшебные пузырьки воды в колоннах. Про кукольные спектакли, которые ставят все вместе, про то, как с ребятами занимается логопед. Про нарядную одежду и игрушки, которые покупают деткам. Но о том, что ждет их на воле вместе с освободившимися матерями, рассказать будет сложнее.
К сожалению, у многих из подопечных малышей Анны эти три-четыре года в спецучреждении за забором станут самыми благополучными за всё детство. Почему так — в нашем репортаже.
Белое здание дома ребенка в глубине мрачноватого пространства, окруженного забором с колючей проволокой, выделяется среди серых стен других строений: корпусов, производственных помещений. Женская колония № 6 в Нижнем Тагиле — единственное в нашем регионе исправительное учреждение, где осужденным женщинам разрешено жить с детьми. Таких колоний в России всего шесть. Сейчас при ИК-6 живут двадцать пять детей.
За окнами зала для детских музыкальных занятий тоже серая кирпичная стена. Зато внутри — как в хорошем детском саду: свежий ремонт, яркие стены, игрушки. Идет репетиция утренника на 8 Марта, дети вместе с педагогами готовят выступление: песни, стихи — всё как положено на таком празднике. Матери этих ребят сейчас на работе — в колонии швейное производство.
Осужденные в ИК-6 живут по режиму. Дети — по распорядку дня. Подъем у них ранний: в шесть утра. Дальше всё как в обычном детском учреждении, яслях или санатории: умывание, зарядка, завтрак — обед — ужин, развивающие и музыкальные занятия. Эти занятия, кстати, проводят даже новорожденным.
В спальню к самым маленьким приходит музыкальный работник и поет песни.
— Очень интересно наблюдать за маленькими — они слышат яркие, приятные звуки и хорошо реагируют. Это развивает их, — говорит нам Анна.
Женщина руководит домом ребенка десять лет. Она живет в Нижнем Тагиле, закончила медицинскую академию в Екатеринбурге, работала участковым педиатром в детской больнице. В дом ребенка при ИК-6 сначала тоже пришла работать как педиатр. Ей было двадцать пять лет, когда она стала руководителем этого учреждения за колючей проволокой.
«Устраиваться сюда на работу не боялась. Понимала, куда иду. Потом привыкла»
Анна Шахрай, директор дома ребенка в колонии
Директор рассказывает нам, как за десять лет поменялся контингент заключенных матерей.
— Раньше было больше осужденных за убийства, мошенничество, по наркотическим статьям была примерно треть. Сейчас большинство осужденных отбывают срок по 228-й (незаконный сбыт и хранение наркотиков. — Прим. ред.). Благополучных среди таких практически нет.
Вообще, как бы странно это ни звучало, беременность в условиях СИЗО или колонии лучший вариант для детей некоторых женщин, чем если бы мать вынашивала их на воле. К сожалению. Потому что всё происходит хоть и за забором, но под наблюдением врачей и, главное, без доступа к наркотикам.
— Часто бывает так: когда беременность проходит на воле, мать просто нигде не наблюдается, не сдает нужных анализов, при ВИЧ-инфекции не принимает терапию, — объясняет Анна. — Сейчас, к сожалению, стало больше осужденных, употреблявших наркотики во время беременности. Это, конечно, сказывается на здоровье детей. 80% наших детей — с перинатальными поражениями нервной системы, именно в связи с употреблением наркотиков.
Анна Шахрай сама многодетная мать — у нее трое детей, младшей дочке восемь лет. Детям о своей работе она говорит мало — считает, что им пока рано знать такую правду жизни.
«Мы, конечно, настраиваем мам на социализацию, на благополучную жизнь после освобождения, делаем всё, что от нас зависит»
Анна Шахрай, директор дома ребенка в колонии
— И есть женщины, у кого действительно после освобождения всё складывается хорошо — создают семьи, работают, заботятся о детях, дети у них ходят в секции, кружки. Мы стараемся мониторить, отслеживать, как дальше складывается жизнь на воле у наших мам. Бывает, пишут нам, когда хотят поделиться, что у них всё хорошо. Или узнаем через других осужденных, с которыми они продолжают общаться, пишут друг другу.
«Но, к сожалению, это единичные случаи. За всё время таких мам было не больше десяти»
Анна Шахрай, директор дома ребенка в колонии
Может, не про всех мы знаем, конечно. Но, к сожалению, часто мы узнаем другое: что мама после освобождения умерла от передозировки, продолжила прежний образ жизни. А некоторые вскоре снова попадают сюда, уже без детей: те или у родных, или в детском доме.
— Вы столько вкладываетесь. Не обидно, когда в итоге так всё складывается?
— Это наша работа. Кто-то должен показать детям благополучную жизнь. Мы не знаем, что ждет их на воле. Мы должны им дать здесь всё самое лучшее.
Анна Владимировна показывает нам дом ребенка. В одной из комнат идет занятие.
— На ладошку села кошка, села мышек посчитать. Раз, два, три, четыре, пять…
Две нарядно одетые девочки лет трех повторяют за педагогом слова и движения, сжимают кулачки, пальчиком водят по ладошке. Это пальчиковая гимнастика, она развивает мелкую моторику, а значит, и речь. Полезно для развития внимания.
Эти две малышки, которых мы видим, живут здесь с рождения. Ту, которая постарше, зовут Афруза. Это имя, распространенное в Узбекистане и Таджикистане, переводится как «светлая», «светоносная», то есть несущая радость и свет другим людям. Афруза доверчиво улыбается педагогу, повторяя слова считалки.
— Мышки очень испугались. В норки быстро разбежались…
Афруза выйдет в большой мир вместе с мамой сразу после ее освобождения. Как дальше у нее сложится детство и жизнь на свободе, зависит от матери.
По правилам, совместное проживание детей с осужденными разрешено в колониях до четырех лет. Мама второй девочки освобождается позже. Возможно, ее возьмут под опеку родственники. Если родные не согласятся, в опеку передадут их письменный отказ и девочка попадет в детский дом. Там она будет жить до конца маминого срока. Обычно каждый год два ребенка попадают в детдом.
— До определенного возраста нахождение здесь не травмирует. Позже ребенок уже всё понимает, осознает. Вообще, если семьи благополучные, дети, как правило, сюда не попадают. Обычно оформляют опеку бабушки или забирает отец — конечно, с согласия мамы. Большинство женщин понимают, что дома детям всё-таки лучше.
«Какие бы условия мы тут ни создавали для детей, какую бы красивую одежду им ни покупали, дома лучше»
Анна Шахрай, директор дома ребенка в колонии
Тут всё-таки закрытое учреждение, это сказывается на социализации. Когда я иду по улице с ребенком, он видит собак, кошек, видит других людей, видит, что мир большой. Много эмоций, впечатлений. Здесь такого нет, — уверена Анна Владимировна.
Несколько лет назад малышам из дома ребенка иногда показывали большой мир по другую сторону забора. Водили в театр, в цирк, в контактный зоопарк. Потом из-за коронавирусных ограничений эти выезды запретили. И ограничения до сих пор не сняли. Впрочем, даже если выходы «в мир» снова разрешат, для полной социализации этого недостаточно.
Большинство детей живут здесь с первых дней жизни. Бывает, что беременность наступает после свиданий женщин с мужьями. По закону осужденные имеют право на длительные свидания в отдельной комнате. Бывает, попадают под следствие, будучи беременными.
Наблюдаются будущие матери в обычных вольных больницах — их отвозят туда в сопровождении сотрудников колонии. Рожают в обычном роддоме, тоже под присмотром. В сам родзал конвойные, конечно, не заходят — незачем, дежурят у дверей. Потом, до выписки, — у палаты.
Сопровождающие в таких случаях обычно женщины. И большинство сотрудников ИК-6 тоже.
https://www.e1.ru/text/family/2024/03/08/73310222/
