ТЭД-20. Зловещий тихий шелест — это заявили о себе тиристоры...
...Тиха придонская ночь. Грузовые поезда только что разъехались, лишь у вокзала стоит одинокий пассажирский. В голове тихо-тихо гудит ЭП1М, где-то внутри него медленным спортсменским дыханием изредка выдыхает редуктор токоприёмника. Светофор уже открыт, машинист следит за зелёными цифрами часов на КЛУБ-У и ждёт...
Свет в кабине погас, вместо него зажёгся прожектор, а в машинном отделении что-то ухнуло и тихо зажурчало. И ещё раз, и ещё. Убедившись по глазастым красным лампам, что всё включилось, машинист подал свисток и двинул рукоятку. Погас последний красный глаз — и за спиной к журчанию вентиляторов добавилась новая нота, какой-то зловещий тихий шелест.
Это заявили о себе тиристоры. Они пустили ток по лабиринту кабелей и перемычек, и эти тонны меди сцепились магнитными полями и задрожали. Ни вспышек, ни хлопков, как на старых машинах.
Восемьдесят дружно работающих тиристоров — выпрямительно-инверторный преобразователь или просто ВИП. Блестящие пластины — перемычки
Электровоз плавно-плавно взял состав с места. Спешить пока некуда, вот хвост вытащим со стрелок — тогда и придётся навалиться всей мощью. Стрелка, рывок в сторону, аж ложка в кружке звякнула, считаем сотни метров... Один пикет, второй, третий — хвост у нас длинный, люди едут на море. Наконец, вытащив с бокового пути почти полкилометра вагонов, машинист уложил контроллер, и в этот момент из-за угла показались четыре богатыря — мосты через Дон. За ними лежит Царь-гора — подъём на Пухово.
ЭП1М на фоне Лисок и мостов
Лет пять назад здесь царили чешские электровозы — кирпичи ЧС4Т да изящные акулы ЧС8, они на разгоне завывали так, что слышно было за версту. А «биотуалет», как прозвали ЭП1М за бело-синюю пластиковую кабину, звучит совсем иначе. Хитрые шевронные редукторы, неземной вой которых ни с чем не спутаешь, прошли тон комариного писка и сейчас вели себя тихо, хотя работу делали тяжёлую — тысячетонный поезд уже нёсся под восемьдесят. Незримо, незаметно ток по командам системы управления перетекал с одного тиристорного полумоста на другой, поддерживая тягу.
В жёлтом лучше прожектора махнул рукой охранник с автоматом на груди, а следом в стёклах замелькали могучие балки моста, загремел металл. Это единственное, что сейчас тревожит по ночам некогда шумный райцентр Лиски, если закрыть глаза на бесшабашную молодёжь, изредка ревущую пробитым глушителем «Жигулей» или «девятки»... Но жители давно привыкли, мирно спят под грохот мостов. Спят и пассажиры нашего поезда, спят и проводники — остановок теперь не будет полтора часа, до самой Россоши. Не спит лишь локомотивная бригада.
Вид из кабины на село Лиски
Машинное отделение всё звучит на одной ноте, но разными инструментами, словно слаженный оркестр. Грозно гудит главный трансформатор, в унисон рычат реакторы , а тихий шелест перемычек превратился под нагрузкой в жуткий металлический треск. Журчанье вентиляторов уже и не слышно, но с таким током это ненадолго... Амперметр на пульте замер за цифрой «0,6», вверху горит зелёная лампа «НЧ» — низкая частота.
Внезапно вспыхнула красная лампа «РН», короткой очередью отстрелялись контакторы и первый вентилятор взвыл, разогнавшись до высокой скорости, за ним перешёл на высокую второй, а следом третий. Лампа «НЧ» погасла, в машинном последним контрольным выстрелом отключились КМ1, 2, 3, погасив и лампу «РН». МСУД — микропроцессорная система управления и диагностики — включила охлаждение на полную.
Машинное отделение ЭП1М
Теперь оркестр аппаратов аккомпанировал трио вентиляторов, а под электровозом по мере падения скорости снова начал прослушиваться секстет редукторов. Село Лиски, встречай наш шумный экипаж!
Тысячетонный поезд, обтекая волны подъёма из долины Дона, висел на электровозе то сильнее, то слабее. Цифра скорости на КЛУБ-У то и дело убавлялась, а в кривых колёса и вовсе норовили сорваться в пляс — электровоз начинал мелко дрожать. Машинист, смуглый здоровяк с орлиным носом — типичная южная кровь, окаменел, работал только палец, лежащий на кнопке подачи песка. Прозевать боксование нельзя, посадить поезд на песок тоже нельзя!
Предки машиниста, поди, пришли из Турции, лихо управляясь с горячими скакунами, а их достойный потомок сейчас управлялся с тысячами лошадиных сил электровоза. ЭП1М с виду — неказистая, безобидная мыльница, припавшая к земле словно улитка, но тысяч восемь лошадиных сил он выдать может. И до ста двадцати километров в час разбегается без проблем, если не мешает подъём вроде того, на котором сейчас мы.
Былой флагман депо Балашов, Россошь и Кавказская — ЧС4Т
ЧСы, царившие в этих краях долгие десятилетия, пошустрее и чуть-чуть мощнее, но за всё надо платить — подъёмы они берут хуже. Не так далеко от Лисок, в Саратове, подъём на Буркин «чехи» брали в паре с толкачом, а сейчас «эпэшки» на пределе, но проезжают сами. Дон — не Волга, и подъём на Пухово попроще, чем на Буркин, но с таким поездом, как сейчас у нас, надо держать ухо востро. Вот электровоз снова задрожал, а кто-то в секстете зафальшивил...
Это средняя тележка. Из кабины её не слышно — больно далеко, перебивают вентиляторы. Но машинист загодя включил кадр «Ток. Скорость» и следит за её поведением, да ещё чутьё подсказывает, когда электровоз вот-вот готов поскользнуться. Морока с этой средней тележкой, но хоть за током следить и работать штурвалом не надо — один из плюсов русской техники, который некоторые машинисты разглядели, лишь отвыкнув от чешской.
https://dzen.ru/a/Yf9ivVDqTWa7FR-q
