Говард Филлипс Лавкрафт
"Ньярлатхотеп"
Ньярлатхотеп… Ползучий хаос… Я последний… Мне будет внимать пустота…
Не помню точно, когда это началось, но с тех пор прошло уже несколько месяцев. Царившая повсеместно напряжённость была воистину ужасной. К политическим и социальным потрясениям добавилось странное и тягостное ощущение скрытой физической опасности, опасности всеобщей и всеохватывающей, опасности, какую можно представить только в ужаснейших фантомах ночи. Помню, люди ходили с бледными и озабоченными лицами и шептали предостережения и пророчества, которые никто не осмеливался повторить сознательно или признаться самому себе, что слышал их. Чувство чудовищной вины пало на землю, а из межзвёздных бездн приносились холодные течения, заставлявшие людей дрожать в тёмных и уединённых местах. В последовательности времён года произошла дьявольская перемена - жаркая осень зловеще затянулась, и каждый чувствовал, что весь мир - а может, и вся вселенная - перешли из-под контроля известных богов или сил к тем богам или силам, что людям неведомы.
Именно тогда и явился из Египта Ньярлатхотеп. Кем он был - этого сказать не мог никто, но в жилах его текла древняя египетская кровь, и он выглядел словно фараон. При его виде феллахи преклоняли колени, хотя и не могли объяснить, почему так поступают. Он сказал, что восстал из мрака двадцати семи веков, и что получал вести из мест, чуждых нашей планете. Ньярлатхотеп - смуглый, стройный и зловещий - пришёл в цивилизованные страны, повсюду скупая странные приборы из стекла и металла и собирая из них ещё более странные аппараты. Он много говорил об электричестве и психологии и демонстрировал силу, от которой зрители теряли дар речи, и которая невероятно увеличивала его славу. Люди советовали друг другу посмотреть на Ньярлатхотепа - и дрожали при этом. А там, где проходил Ньярлатхотеп, покой исчезал, ибо предрассветные часы оглашались воплями от кошмарных снов. Никогда прежде эти крики не были такой распространённой бедой; теперь же мудрецы едва не требовали введения запрета на сон в предрассветные часы, дабы вопли городов меньше тревожили бледную, источавшую жалость луну, тускло освещавшую зелёные воды, скользившие под мостами, и старые шпили, осыпавшиеся под тусклым небом.
Я помню, как Ньярлатхотеп объявился в моём городе - величественном, древнем и ужасном городе бесчисленных преступлений. Мой друг рассказал мне о нём, о чарах и соблазнах его откровений, и я загорелся желанием раскрыть его невообразимые тайны. Мой друг сказал, что они потрясающее и ужаснее моих самых лихорадочных мечтаний; и что то, что проецируется на экран в затемнённой комнате, предсказывает вещи, которые только Ньярлатхотеп осмеливается предрекать, а в снопе его искр из людей извлекается то, что прежде никогда не извлекалось, но что различимо лишь зрением. Ещё до меня доходили многочисленные слухи, что тем, кто знает Ньярлатхотепа, открываются виды, недоступные остальным.
Была жаркая осень, когда я вместе с беспокойной толпой ночью пошёл на встречу с Ньярлатхотепом; душной ночью, вверх по бесконечной лестнице в переполненную комнату. И когда моя тень упала на экран, я увидел фигуры в капюшонах посреди руин и злобные жёлтые лица, выглядывающие из-за поваленных монументов. И ещё я увидел, как мир сражается с мраком, с волнами разрушения из далёкого космоса; как он кружится, клокочет и бьётся рядом с тускнеющим и остывающим солнцем. А затем вокруг голов зрителей причудливо заплясали искры, и волосы встали дыбом, когда появились тени, чью абсурдность я не могу описать, и опустились на головы. А когда я, более хладнокровный и более сведущий в науках, нежели остальные, стал еле слышно дрожащим голосом протестовать против надувательства и статического электричества, Ньярлатхотеп всех нас вытолкал, вниз по головокружительной лестнице, на сырые, жаркие безлюдные полуночные улицы. Я громко кричал, что не боюсь, что вообще не могу бояться; остальные тоже кричали со мной, чтобы успокоиться. Мы уверяли друг друга, что город всё тот же самый, и всё ещё живой; а когда начали гаснуть уличные фонари, мы обрушили проклятья на электрическую компанию и рассмеялись над странными выражениями своих лиц.
